Нина Бодэн - Мятный поросенок

- Джонни, Джонни!..

Внизу, в садике, мама разговаривала через забор с соседкой. Обе по­глядели на Полл и разом замолчали; Полл, больным своим воображени­ем, восприняла это как признак их сговора и вины.

- Мама... - позвала она.

- Что ты здесь делаешь? Тебе нельзя подниматься, ты сама знаешь. В постель, живо!

Полл прошептала на последнем дыхании:

- Где Джонни?

- В курятнике, запертый. Делай, что тебе сказано!

Она влезла обратно в постель, ее всю трясло. Джонни в безопасности, но теперь она боялась маминого гнева. Вдруг она расскажет про это доктору, а тот прикажет: «В больницу, живо!» Но вот мама поднялась к ней наверх, она улыбалась.

- Чтоб он провалился, этот поросенок! Знаешь, что он натворил? Пролез через забор к соседям и поел крыжовник, весь урожай, прямо с куста. Изысканный вкус, ничего не скажешь! Она застала его на месте преступления, набросилась на него с лопатой, он от нее - ну и поиграл с ней в догонялки по всему саду. Беда в том, что я никак не могла сдер­жать смеха, а ее это тем более не развеселило. А когда я его заперла на­конец, она все громы и молнии - на меня, хотя сама виновата: это ее забор, давно чинить пора, - я ей так и сказала. То есть я, конечно, изви­нилась, как положено, но принять на себя вину я же не могу. - При этих словах мама вся подобралась, гордо выпрямилась и подняла голову.­ - А тут ты выглянула из окна, это ее сразу угомонило. Ты же ведь боль­ная, понимаешь? Словом, она заявила, что поскольку Джонни такой осо­бенный поросенок, она его прощает на этот раз, и даже дала мне для него яблоко.

Полл стало легче на душе, но она совсем ослабела:

- О, мама, а я думала...

Слезы не дали ей договорить. Мама пробормотала что-то невнятное, села к ней на кровать и держала ее руку, пока она не выплакалась. По­том мама сказала:

- Недолго он просидит взаперти, ты о нем не печалься. Джордж, как только вернется, починит этот забор. Для Джонни он это сделает ско­рей, чем для меня. Не ты одна питаешь слабость к этому негодному сви­ненку!

- А я боюсь, что пока я встану, он меня совсем забудет, - с грустью сказала Полл.

Но он не забыл. Едва она сошла вниз, он вбежал в переднюю комнату, где Полл уложили на кажанам диване, ткнулся ей в ладонь своим мягким подвижным пятачкам, замер на мгновение, потом дважды хрюкнул и положил свою тяжелую голову ей на колени. Полл воскликнула:

- О, да ведь он о г р о м н ы й! Он так изменился!

Однако глаза у него не изменились. Когда она откинула ему уши, он, кажется, улыбнулся ей глазами - темно-голубыми, с длинными жесткими и белыми, как бумага, ресницами.

- Да, - сказала мама, - для дома уже великоват.

- Пусть останется здесь! Пожалуйста! Он так по мне соскучился, ты же видишь! Он тебе не помешает, ты все равно шьешь.

- Хорошо, пусть побудет. Пока никто не пришел на примерку . Среди моих дам попадаются такие нервные!..

- А по-моему, любая была бы рада познакомиться с Джонни!

Джонни хрюкнул, будто соглашаясь с этими словами, и расположился поудобнее возле дивана. Полл еще поговорила с ним, почесала ему спину. Но кроме того, надо было уделить внимание бабочке бражнику, вернее, гусенице бражника, которую Тео ей принес, когда Полл еще не вставала. У нее и раньше бывало множество гусениц, она их держала в старой с дыр­чатой крышкой коробке из-под обуви. Но тех гусениц она не очень люби­ла: они передвигались, делая быстрые петли, и откидывались назад, если на них подуешь. Чем-то они все напоминали миссис Мериголд Багг. Но этот будущий бражник отличался от всех: неторопливый, гладкий, с бле­стящей кожей и красивой розово-лиловой полосай вдоль спины, он был похож на маленький паровоз. К тому времени, когда Полл переселилась вниз на диван, он из гусеницы превратился в блестящую темную куколку. Полл клала ее себе на ладань и наблюдала, как она, согревшись от ее руки, начинала дергать хвостом. А однажды утром, открыв коробку, Полл обна­ружила, что куколки больше нет, на ее месте мотылек бражник, ночная ба­бочка с розовато-серыми крылышками. Полл позвала:

- Мама, иди ко мне, скорей!

Мама вбежала, вытирая руки фартуком, встревоженная.

- У меня все в порядке. Но ты погляди!

Она посадила бражника себе напалец. Он, кажется, еще не пробудил­ся, но, когда мама отворила окно и Полл выставила его наружу, на сол­нышко, он раскрыл и снова сложил свои крылышки, разок и другой, а потом распустил их на всю ширину - без малого четыре дюйма! - и поплыл в потоке мягкого ветерка. Они видели, как он уносился все выше и выше, над самой Маркет-сквер. Мама сказала: