Ласло Харш - Ребята не подведут!

— Осторожно, укусит! — отозвался другой голос.

— Давай! Начинай! — распорядился третий.

Примерно через полчаса Габи заметил, что дверь тихонько скрипнула и в комнату ввалилось какое-то уродливое создание. Габи чуть не вскрикнул от испуга: ведь такого страшилища ему еще не приходилось видеть! Урод распластался на полу и, тихо повизгивая, стал подползать к нему. И вдруг Габи разглядел в этом страшилище что-то знакомое. Его необычная внешность чем-то напоминала Пушка. Казалось, будто уродец этот брат Пушка. Габи недоверчиво поглядел на него еще раз, потом с недоумением спросил:

— Пушок, это ты?

Уродливый карлик трижды вильнул кургузым хвостом, в доказательство того, что это действительно он. Да, это был и в самом деле Пушок. Но в каком виде! На шее и на спине не осталось ни одной волосинки, только сзади торчал клочок белой шерсти, а оголенный хвост похож был на хвост опаленного поросенка. На подбородке развевалась длинная борода, щеки и лоб были оголены. Вот как разделали его братья Шефчики! Пушок еще раз вильнул своим поросячьим хвостиком, и по морде его было заметно, что ему просто стыдно вилять таким никчемным прутиком. Стыдливо и укоряюще он смотрел своими преданными глазами на Габи, как бы говоря: «Видишь, что из меня сделали?»

И кто знает, может, он и в самом деле сказал это на своем собачьем языке.

Габи прижал к себе Пушка и чуть не заплакал:

— Бедный мой песик! — жалобно воскликнул он. — Во что тебя превратили! Знать бы только, чья это работа!

— Конечно, группы, чья же еще? — произнес весело кто-то позади него.

Габи обернулся. В дверях стоял Шефчик-старший.

— Ты приказал сделать так, чтобы зеленорубашечник не узнал его, — объяснил тот. — Вот мы и постарались, придумали ему маскировку. Теперь его и мать родная не узнает! Все-таки здорово мы поработали!

В открытую дверь, мягко ступая, вошла Мурза. Увидев незнакомого урода, она воинственно выгнула спину, зашипела, фыркнула, ударила Пушка лапой по морде и стрелой выскочила за дверь.

— Видишь! — торжествующе завопил Шефчик-старший. — Даже Мурза его не узнала.

В комнату торопливо вошел Денеш с какими-то новостями.

Пушок воспользовался суматохой и выбежал за дверь.

Денеш сказал, что господин Розмайер совсем спятил: обслуживает только тех, кто обращается к нему по-немецки, а всем остальным высокомерно заявляет: «Не понимаю по-венгерски», и прогоняет их прочь. Денеш попытался было заговорить с Эде, но Эде тоже решил разговаривать только по-немецки, хотя по- настоящему и языка-то не знает, и все твердит, что впредь венгры будут служить им, Розмайерам, потому что они принадлежат к избранной расе Гитлера.

Тогда ребята усилили наблюдение и вскоре установили, что Розмайеры лихорадочно укладывают вещи и ведут переговоры с шофером немецкого военного грузовика, а сам господин Розмайер то и дело перешептывается со старшим по дому Тыквой. Не было ни для кого секретом, что Розмайеры к чему-то готовятся. Габи тут же написал доктору Шербану донесение по этому поводу. Все бы хорошо, но Габи все-таки никак не мог примириться: зачем понадобилось так изуродовать Пушка?

Вечером возле дома остановился большой немецкий военный грузовик. За рулем сидел тот же самый шофер, с которым Розмайеры утром вели переговоры. Борт машины с грохотом откинули, и началась погрузка. Ящики, чемоданы, узлы перекочевывали на машину. Наконец появился сам, грузный господин Розмайер, и вместе с Эде взгромоздился на узлы.

Жильцы столпились у ворот: всем хотелось поглядеть, как будут эвакуироваться Розмайеры. Из толпы в адрес отъезжавших летели язвительные насмешки:

— Спасают шкуру!

— Разжирели на наших хлебах, вот и трясутся за свое добро!

— Пусть едут и никогда не возвращаются!

— Ни дна им, ни покрышки вместе с их хозяевами.

Господин Розмайер надменно молчал, пропуская насмешки мимо ушей. Лишь одно-единственное слово выдавил он сквозь зубы: «Быдло» — именно так прозвучало это слово по-немецки. По счастью, никто его не понял, иначе вряд ли он смог бы сказать последнее «прости» венгерской земле. Произнеся это презрительное слово, господин Розмайер постучал по крыше кабины. Шофер включил мотор, и машина затарахтела. В этот момент к воротам подбежал запыхавшийся Тыква с двумя огромными чемоданами в руках.

— Я тоже эвакуируюсь! Эвакуируюсь на Запад! — пропыхтел он. — Но сразу же после победы вернусь.

Его неожиданное сообщение не произвело на толпу никакого впечатления. Тыква разочарованно пожал плечами и собрался было взобраться на машину. Но тут господин Розмайер, восседая на ворохе узлов, как на троне, окинул взглядом багаж Тыквы и заявил, что он может в крайнем случае взять с собой не два, а только один чемодан. Последовала короткая, но жаркая перепалка, которую энергично подстегнул шофер, громко посигналив. Тыква молниеносно забросил один чемодан на машину, другой отдал на хранение тете Варьяш, наказав ей, чтоб она берегла его пуще глаза, так как через каких-нибудь две недели он вернется с победоносными немецкими войсками. Затем и сам взобрался на узлы. Шофер снова посигналил, мотор взревел, и грузовик, пыхтя и кашляя, двинулся по замерзшей декабрьской мостовой.