Герцель Новогрудский: Большая Жемчужина

— Снимай, Чу, снимай, — шептал в это время приезжий владельцу шхуны. — Я сейчас подойду к нему. Снимай нас обоих.

Нкуэнг ничего не слышал. Он смотрел на рыбу-добытчицу, «Прощай, Большая Жемчужина, не есть тебе больше банановых гусениц, не плескаться в садке, не ловить морских черепах. Ты сейчас уплывёшь в океан».

Прилипала слабо шевельнулась. Нкуэнг широко замахнулся. Он хотел забросить рыбу подальше, чтобы её, обессиленную, не вынесло волной обратно на берег.

Но бросить не удалось. Сильный удар вышиб прилипалу из рук Нкуэнга. Охотник растерянно оглянулся. Перед ним стоял господин Деньги. Это его удар заставил островитянина уронить рыбу.

Охотник с состраданием посмотрел на белого. Белому не плохо. Он совсем не в себе.

— Ничего, сейчас… — постарался успокоить Нкуэнг американца. — Рыба ждать не может, а ты немножко-немножко подожди. Я сейчас тебе воды принесу.

Американец стоял перед Нкуэнгом в угрожающей позе. В нескольких шагах от них съёмочная камера в руках минданайского торговца издавала жужжащие звуки. Господин Деньги имел все основания быть довольным. Съёмка шла отлично. А дальше пойдут кадры ещё более интересные. Он добьётся того, что снимет островитянина, рвущею волосы от горя, катающегося в отчаянии по земле. Цветные ведь очень здорово умеют выражать своё отчаяние.

Итак, надо продолжать. Господин Деньги скосил глаза на минданайца, сделал знак, чтобы тот ничего не упускал. Охотник сейчас, конечно, снова наклонится над рыбой. Надо использовать момент. Внимание, начали!..

Верно. Как американец предвидел, так охотник и поступил. Не глядя на белого, не обращая внимания на жужжащий аппарат, Нкуэнг наклонился, чтобы поднять Большую Жемчужину. Он всё ещё не терял надежды спасти ее. Это ничего, что она еле шевелит жабрами. Прилипалы живучие. Ей бы только в море попасть, там придёт в себя.

…Аппарат жужжал. Всё шло, как господин Деньги думал. Охотник протянул руку к прилипале… Так. Он дотронулся до неё… Очень хорошо! А сейчас подходит время действовать белому господину. Внимание!

Быстро и чётко господин Деньги сделал умелый боксерский выпад в сторону Нкуэнга. Короткий резкий удар в грудь сбил охотника с ног.

— Снимай, Чу, снимай! — крикнул господин Деньги. — Переводи объектив на мои ноги.

Чуонг послушно направил стеклянный глаз чёрного ящичка на поросшие светлыми волосами ноги в коротких штанах и тяжёлых ботинках с толстой двойной подошвой. Эти ноги находились в движении. Большие ботинки сгребали песок на ещё живую рыбу-добытчицу. Прошло всего несколько секунд, и над прилипалой вырос белый песчаный холмик. Всё. Нет больше удивительной рыбы, которую Нкуэнг считал своей гордостью, своим другом, которая кормила его семью. Кончилась Большая Жемчужина. Была и перестала быть.

— Теперь наведи аппарат на чёрного, — сказал господин Деньги минданайцу. — Ты сейчас увидишь, как он с горя будет кататься по земле. Они совершенно не умеют сдерживать себя в горе.

Нкуэнгу в самом деле было очень тяжело. Тяжело было видеть, как одуревший от солнца белый хоронит ещё живую Большую Жемчужину, тяжело чувствовать своё бессилие. Оглушённый ударом, он не сразу мог встать.

Но вот Нкуэнг приподнялся. Мистер Берти изображал в это время перед аппаратом торжествующего белого господина: нога — на песчаном холмике, улыбка во всё лицо, глаза смотрят прямо в объектив. Привычных непроницаемых зеркальных очков на носу нет. Сложенные, они торчат из верхнего кармана рубашки грубого полотна. С тех пор как господин Деньги появился на Тааму-Тара, он, кажется, впервые позволил себе снять очки.

Приподнявшись, снизу вверх Нкуэнг посмотрел прямо в глаза белого.

Они его поразили. Что такое? С чего он решил, будто приезжий не в себе? Ничего подобного! У того, кто пострадал от солнца, — глаза красные, воспалённые, налитые кровью, взгляд блуждающий… А у белого глаза ясные, холодные, недобрые. Он, оказывается, совсем здоров, белый. Нкуэнг напрасно сваливал всё на солнце! Солнце тут ни при чём.

Когда правда дошла до сознания охотника, когда он понял, что всё сделанное господином Деньги было сделано нарочно, чтобы самому развлечься, а его, Нкуэнга, унизить, океаниец вскочил. Он стоял пепельно-серый, на лице выступили крупные, с горошину, капли пота, плечи подёргивались, как в ознобе, дыхание вырывалось из груди прерывисто, со свистом.