Елена Усачева - Рыцарь на коньках

– Я не могу, – всхлипнула Носова. Ей и так было плохо, а Валька своим криком доконал ее окончательно. Холод, боль, страх – все это смешалось в Ленкиной груди и вырвалось наружу истерикой.

– Начинается! – всплеснул руками Валька, из которого еще не до конца выветрился воинственный дух. – Ничего, сейчас все сделаем.

Он отбросил не нужный больше конек.

– Ботинки-то есть?

– Нет, я тут рядом живу.

– Рядом, – по-хозяйски проворчал Валька.

Он подвел Ленку к скамейке и начал разуваться.

– Давай, лезь. А я в коньках пойду.

Если вы когда-нибудь ходили в хоккейных коньках, то можете представить, как Шейко было неудобно.

Пока шли по снегу, он еще хоть как-то пытался поддерживать хромающую Носову, но как только они вышли на асфальт, тут уж Ленке пришлось чуть ли не тащить заваливающегося на сторону одноклассника.

Одно хорошо – жила Носова действительно недалеко. Проковыляв вдоль дома, они свернули к белой двенадцатиэтажке.

На скользком кафеле первого этажа силы Вальку оставили. На полусогнутых он добрался до лифта и с облегчением упал на пол. Ленка села рядом. От слез и холода лицо ее посинело, нос, наоборот, стал красным, на ресничке замерзла слезинка.

Ленка истерично всхлипнула и, старательно отводя глаза, спросила:

– А ты мне помогаешь только потому, что тебя принцем назначили?

– Дура ты, Носова, – Валька перевел дух и блаженно откинулся на стену. – Все бы вам играть. Ты как будто не видишь, что никакой сказки уже давно нет. Вот съела бы тебя собака, я бы тогда посмотрел.

Ленка шмыгнула носом, и на губах у нее появилась довольная улыбка.

У Вальки под курткой зашевелился отогревшийся котенок.

И вот пришло время бала.

Ближе к заветной дате девчонки становились все загадочней и загадочней, с чувством превосходства поглядывали на парней и постоянно что-то записывали в розовые книжечки. Они у всех появились ровно за неделю до бала. Каждая, войдя в класс, первым делом вынимала из рюкзака, портфеля или сумки розовую записную книжечку, а к ней розовую ручку с пушистым пером на конце. Перышки порхали в воздухе, и десяток ручек что-то старательно в этих книжечках выводили. При этом девчонки бросали на парней такие выразительные взгляды, что те начинали ерзать на стульях, отчего зады штанов и джинсов стали лосниться особенно заметно.

Но самым ужасным стал день, когда из этих же самых рюкзаков, чемоданов и сумок на свет стали появляться иллюстрированные книги сказок. В воздухе запахло колдовством. Золушки, Спящие красавицы, Белоснежки и прочие принцессы и будущие покорительницы сердец принцев незримой тенью стали витать в воздухе над головами шестиклассников, совершенно сбивая с нетвердой учебной мысли. Успеваемость мальчишек покатилась под уклон. Никто не учился. Все готовились. И если принцессы проявляли явную активность, мальчишки только нервничали, затравленно оглядывались на переменах – а ну как подкрадется кто сзади и вдруг каааак...

Но подкрадывались к ним только учителя. Они с изумлением заглядывали им в глаза, пытаясь понять, что же происходит.

– Черт знает что! – возмущенно сопел Щукин, в который раз придирчиво изучая свою тетрадку для самостоятельных работ по русскому, где красовалась очередная двойка. Он и слева направо страницу изучил, и справа налево, два раза закрывал и открывал вновь – все равно двойка оставалась на месте. Он захлопнул не желающую его радовать тетрадку и с тоской оглядел класс. – Они скоро на метлах полетят, а мы будем сидеть и ждать, когда они нам на головы посыплются.

Серега Махин в ответ только хихикнул. Он читал толстый сборник сказок, который честно отобрал у Катьки Куропаткиной, и тихо прикалывался над историями детства. В двенадцать лет читать это было невероятно смешно.

Щукин перестал смотреть на глупо ухмыляющегося Махина и повернулся к Вальке, уже какую перемену тупо изучающему пейзаж за окном.

– А ты чего молчишь, герой? – толкнул его Леха. Но Шейко в ответ только пожал плечами. Что он мог сказать, если сам ничего не понимал?

Они помирились сразу же после катка. Щукин примчался к Ленкиному дому и всю дорогу до Валькиного дома молчал, взволнованно взлохмачивая свои волосы. Вид у него был обалдевший. Перед тем как расстаться, он взял зачем-то у одноклассника коньки, посмотрел на их сбитые из-за похода по асфальту лезвия, качнул головой и, так ничего и не сказав, ушел.

На следующий день они снова сидели вместе.