Ирина Краева - Тим и Дан, или Тайна «Разбитой коленки»

— Мама, — прошептал Тим и свернулся клубочком. Когда он думал о ней, он всегда становился маленьким, будто беспомощным, и одновременно сильным, самым сильным, потому что всегда хотел её защищать. Мама была волшебной — как никогда неувядаемый цветок, как нерушимый заговор на счастье и радость, как сбывшаяся мечта и вечная надежда. Он знал: все беды и страхи, всю боль и коварство пересилит её любовь. Тим представил, как чудесная, самая красивая, самая добрая в мире рука — мамина — взяла из загрубевшей, обросшей мхом горсти Лиходеича фиолетовый флакончик с частицей его души, и больше никому не отдаст. И значит, все будет хорошо, и они спасутся. Он заснул, и во сне его навестила радость из будущего.

…Мальчик проснулся от мяуканья, настырного и лишённого малейшей приятности. Возле сидели серые лохматые лесавки и, задрав остроносые мордочки, драли глотки — дескать, вставай!

— Как вы здесь очутились? — Спросил Тим вместо приветствия. Проснувшаяся Обби тоже вытаращили глаза от удивления.

— Это было не так уж трудно, — пискнули лесавки, довольные, что на них наконец-то обратили внимание. — В Видении всегда знают, где искать настоящих героев.

— Я не герой, — недовольно буркнул Тим, — я брата ищу.

— В заклятии, которое наложила Морена, — как всегда она всё делает наспех, даже колдуны творит без души, — мы отыскали маленькую-маленькую дырочку, и вытянувшись в ниточку, проскользнули сюда, — верещали лесавки, радостно играя друг с другом в ладушки. — По верёвочке спустились, даже не ушиблись нисколечко. Дырочка была крохотной, не больше следа от муравьиной лапки, трудно было верёвочку протащить сквозь неё, но уж мы постарались, ведь так велико желание прославиться вместе с вами. Мы подумали, что можем стать последними, кто с вами разговоры разговаривал перед героической смертью, которая может наступить, когда до свободы — рукой подать.

— Рукой подать? — Насторожился Тим.

— Да-да. Если подняться наверх в зал, то там есть маленькая дверца, она ведёт на балкон. Стоит с него спрыгнуть — и ты в кустах, таких густых, что никто и не заметит. Но что об этом уж говорить, — пренебрежительно замахали волосатыми ручками лесавки и скорчили презрительные мордочки. — Вы же всё равно, считай, погибшие души! Ваше последние желание мы доведём до общественности Видении. Вы тут умрёте от голода, а мы потом рассказывать всем будем, как вы в каменном мешке свои последние героические минуты провели. Половина вашей славы, треть, пусть даже четвертиночка нам достанется. Пресс-конференции проводить, воспоминания писать — нам хватит. Считай, за один сегодняшний день мы себе на всё оставшуюся жизнь денег заработали — чем плохо? И вам почётно и спокойно с жизнью расстаться — не в безвестности, и нам прибыльно. — Молодцы вы, лесавки, — засмеялся Тим. Его настроение заметно улучшилось.

— Мы спасены, — подмигнул он Обби. — А вы правы, лесавки, хочешь быть героем — будь им! Обби, надеюсь, перстень, подаренный Древесняками, ты ещё не потеряла? С ним мы в любую дырочку пройдём.

— Конечно, не потеряла, вот он, — на крыле лебеди сверкнул магический перстень. Серебряный ободок чуть потускнел, но сам золотой знак бесконечности, осыпанный клюквенными рубинами и капельками бриллиантов, сиял по-прежнему.

Не зря наши пленники старательно выскабливали состав, цементирующий булыжники, не зря. По камням, как по ступенькам лестницы, они поднялись наверх, почти к самой кромке каменного мешка, и затем, передавая друг другу перстень Древесняков, проскользнули в отверстие, свободное от заклинания Морены. Следом за ними вылезли и лесавки и отошли в сторонку озадаченные. Они всё никак не могли решить: выгодно им или нет, что Тим и Обби не умерли на их глазах героической смертью от голода. Кто знает, как повернётся дело в будущем: может быть, они сами захотят проводить пресс-конференции и писать мемуары о своих приключениях? Но с другой стороны, именно они, лесавочки, указали Тиму и Обби дорогу к спасению. Как не крути, они становились соучастниками приключения! Лесавки шептались, вздыхали, потирали толстые животики лапочками, взволнованно обсуждая открывающиеся перед ними перспективы. Ни Тим, ни Обби не заметили, когда они исчезли…

— Обби, смотри, эта дверь ведёт на балкон. О ней говорили лесавки! — Тим помедлил, прежде чем распахнуть её… и толкнул.

На пороге, уперев руки в бока, стоял разъяренный Дан. А за его спиной нетерпеливо вились Пёсиглавцы, Кикимора, Морена. Они строили рожи, высовывали языки и шипели. Черты бледного лица Дана за это время исказились ещё сильнее. Щёки сплошь обросли серой шерстью, ноздри вывернулись, превратив человеческий нос в поросячье рыльце.