Владимир Беляев - Старая крепость (роман). Книга вторая Дом с привидениями

Ну еще, еще!

— Жми его сильней!

В зале зашумели.

Все вскакивают. Стучат скамейки.

— Давай, давай, Жора! Прибавь давления! — кричит усатый Приходько.

— Жора, ты же пил боржом! Не подкачай! — крикнули сзади.

Даже музыканты, побросав свои трубы, столпились у рампы.

Козакевич жмет богатыря широкой грудью, одна его тапочка отлетела под судейский столик, он упирается в Жегулева левым плечом, давит его изо всей силы вниз, вот-вот щека Козакевича коснется острого богатырского носа, — как бы этот Жегулев со злости не откусил нашему Жоре ухо. Остается еще капелька до полной победы, как вдруг Козакевич круто вскакивает и, задыхаясь, кричит в зал:

— Это жульничество! Он меня мажет!

А Жегулев тем временем вскочил и налетает на Козакевича сзади — видно, не хочет, чтобы тот его выдавал.

Жегулев хватает Козакевича двойным нельсоном, давит ему на шею, — это очень опасный прием, но Козакевич рассердился не на шутку. Собрав последние силы, он нагибается, падает на колено и перебрасывает богатыря через себя.

Падая на спину, Жегулев ударяет ногой по жестяной рампе. Точно ведро бросили! Рампа погнулась.

Жора бросается к богатырю и, схватив его за плечи, оттаскивает на середину ковра и с ходу — на обе лопатки.

Полагутин зазвонил.

Жегулев опомнился. Он хочет вырваться, он вертится на ковре так, словно это не ковер, а раскаленная плита. Теперь он страшен, очень страшен, этот никем не победимый и побежденный Козакевичем богатырь, но ему не вырваться. Жора навалился на него и не пускает ни в какую.

— Хватит! Хватит! — кричит на ухо Жоре Полагутин.

К борющимся подбегает Котька Григоренко, трогает Жору за локоть. Козакевич бьет локтем назад, Котьке по колену.

— Правильно! Не лезь!

Котька отскочил.

Полагутин смеется. Широко расставив ноги в красных бархатных брюках, он подносит звоночек к самому Жориному уху. Козакевич, сообразив наконец, что победил, вскакивает и подбегает к рампе.

— Граждане! Граждане! — силится перекричать он шум и аплодисменты.

Жора потерял и вторую тапочку, он стоит теперь на сцене в одних серых носках, волосы его слиплись на лбу, нос блестит, щеки мокрые, на потной груди очень хорошо заметна татуировка: русалка с длинным рыбьим хвостом и серп и молот.

— Та тихше, нехай скаже! — обернувшись к публике, басом кричит усатый Приходько.

Когда шум затихает, Жора Козакевич, тяжело дыша и не глядя даже на Жегулева, выкрикивает:

— Я с этим бугаем борюсь… а он… дам тебе, говорит, десятку, только поддайся… Слышите?

— То жулик, а не мастер! — кричит в ответ Приходько.

— Он врет!.. Врет!.. — порываясь подойти к Жоре, кричит со стороны сцены Жегулев.

Полагутин его не пускает.

Старичок распорядитель дрожащими руками распутывает веревку занавеса.

— Ну, давай тогда еще бороться. Посмотрим, кто кого! — кричит богатырь.

Жора Козакевич тяжело прыгает в зал.

Уже снизу он отвечает Жегулеву:

— Хватит. В Одессе, на Молдаванке, поищи себе партнеров, а я с такими жуликами больше не борюсь…

— Жора, тапочки! — через весь зал кричит приятель Козакевича.

Услышав этот крик, Котька Григоренко подбирает белые тапочки и протягивает их Козакевичу.

Зажимая их под мышкой, взволнованный Жора в одних носках быстро шагает в глубь зала. И не успевает он подойти туда, крашенный масляными красками тяжелый холщовый занавес, раскручиваясь, падает вниз и закрывает сцену, судей и злого, побежденного волжского богатыря, мастера стального зажима Зота Жегулева.

Мы вышли не сразу. Мне казалось, что скандал на этом не закончился, и я предложил подождать немного. Разгоряченные и взволнованные не меньше Жоры, мы пошли в буфет, где, вытягивая из комнаты табачный дым, гудел в окне вентилятор.

Нам сразу стало прохладно. Сквозняк обдувал нас. Петька Маремуха угостил Галю шипучей сельтерской водой. Мне тоже хотелось пить, но просить у Петьки денег на воду при Гале я стыдился, а он, коротышка, не догадался сам меня угостить.

Скандала не было.

Прямо в трусах, не одеваясь, Жора Козакевич вышел на улицу. Я пожалел, что мы захватили Галю. Если бы мы были одни, можно было бы свободно пойти за Козакевичем, послушать, что он рассказывает своим приятелям. А теперь мы не спеша прошли по душному и уже пустому залу на площадку и стали медленно спускаться по лестнице.

— Василь! — сказал Петька. — Я одного не понимаю. Отчего Жора закричал: «Он меня мажет». Чем он его мазал?

— Дурной! — ответил я, смеясь. — Мажет — это значит взятку дает. Он ему хабар обещал.