Николай Федоров: Сказано — сделано

— И что же ты собираешься изобразить?

— Учительницу.

Я даже присел.

— Генка, — сказал я, — у тебя, может, не горло, а голова болит? Ты бы с врачом посоветовался.

Но Генка только отмахнулся.

— Ты слушай и не перебивай. Знаешь, какую скульптур-то я собираюсь делать? Абстрактную. Ведь главное что? Идея. Ты думаешь, обязательно, чтобы похоже было? Чтоб тебе и нос, и глаза, и всякое такое? А вот и нет. Идею можно разными способами выразить.

На следующий день Генкина скульптура была готова. Надо отдать ему должное, подставочка у него вышла отлично, ничего не скажешь. Из сосновой доски, ровненькая, лаком покрыта. А вот что к этой подставочке было прикручено, сказать трудно. Обыкновенный железный прут, который к тому же извивался, будто червяк, а на конце было припаяно что-то вроде медных усов.

— Я бы на месте учительницы обиделся, — сказал я. — Ты бы хоть проволоку-то выпрямил.

— А это и не учительница, — сказал Генка.

— А кто же?

— Потом скажу. У меня есть предложение. Послезавтра Восьмое марта. Зайдем к ней, поздравим?

— Можно, — сказал я. — Только не вздумай своего червяка дарить.

Но Генка ничего не ответил.

Восьмого марта мы стояли у двери учительницы. Я держал в руках цветы, Генка — коробку со скульптурой. Он всё-таки её взял.

— Только бы на тётку опять не нарваться, — сказал Генка.

К счастью, на этот раз дверь открыла сама Марина Александровна. Мне показалось, что она ожидала увидеть кого-то другого.

— А-а, это вы, ребята, — сказала она растерянно.

— Вот решили зайти, поздравить, — сказал Генка.

Я протянул цветы, Генка — коробку.

— Ой, какие вы молодцы, — оживилась она. — Да что же мы стоим, проходите.

Мы вошли.

— Ну какие же вы молодцы, что пришли, — повторяла Марина Александровна. — А цветы изумительные! — Она засуетилась, ища вазу. — А тут еще что-то. — Она подошла к коробке. — Посмотреть можно?

— Конечно, — хрипло сказал Генка.

Учительница открыла коробку.

— Это скульптура, — сдавленным голосом сказал Генка. — «Весна» называется.

«Сейчас засмеется», — мелькнуло у меня в голове.

Но учительница и не думала смеяться. Она осторожно вынула Генкину скульптуру и, поставив на подоконник, сделала шаг назад.

— Какая прелесть, — тихо сказала она. — Стебелек и два только-только раскрывшихся листика.

Я посмотрел на скульптуру — и замер. Вот это да! В одно мгновение Генкин усатый червяк превратился в веточку с двумя маленькими листиками на конце. Почему же я раньше этого не разглядел? И как это она сразу всё увидела?

— Ребята, милые, — сказала она, — вы просто сами не знаете, какие вы умницы. Давайте-ка садитесь вот сюда, а я для вас сыграю. А потом будем пить чай. У тётки есть отличное варенье. Вы ведь любите варенье?

Она села к роялю и заиграла. Впервые в жизни кто-то играл специально для нас с Генкой.

Сначала Генка стал собирать старинные монеты. Показывал кому-нибудь свою коллекцию и с гордостью говорил: «Я теперь нумизмат». Ну, нумизмат так нумизмат, плохого в этом ничего нет. Только монетами он не ограничился, а начал ещё и пуговицы собирать. Конечно, не те пуговицы, что к рубашкам и штанам пришивают, а металлические, с гербами разными, якорями. И так он втянулся в это дело, что совсем голову потерял и чуть было до беды себя не довёл.

Как-то раз в воскресенье затащил он меня в музей. И, конечно, в тот зал, где монеты выставлены. Ходит он вдоль стендов и облизывается, как кот на сметану. И вдруг незаметно исчез.

Я покрутил головой туда-сюда — нет Генки. Хотел уж было уходить, смотрю — выскакивает мой нумизмат из какой-то двери в углу зала. Волосы взъерошены, глаза квадратные и рот открыт.

Тут я сразу неладное почувствовал.

— Ты чего? — спрашиваю.

— Понимаешь, там комната с пуговицей… Я туда случайно, а тут она входит… — забормотал он.

— Какая ещё комната с пуговицей?

— Видишь, — говорит, — там дверь. Я подумал, что это ещё зал, и вошёл. Оказалось, не зал, а служебное помещение. И в нём всякие невыставленные экспонаты. Я хотел уйти, смотрю — шкаф открытый. А из него торчит рукав не то вицмундира, не то шинели. А на рукаве пуговица. Блестит, прямо сверкает. Схватил я эту пуговицу — р-р-раз… А тут какая-то женщина входит. Я испугался до смерти. А она мне: «Ты что, мальчик, тут делаешь? Тут нельзя». И выпроводила…

— Ты что же, — говорю, — украл, значит? Музейную ценность?!

Хотел я его треснуть, но очень у него в тот момент вид был жалкий.