Любовь Воронкова - Детство на окраине

— Ну, это он так, он ведь не больно! Он так — чуть-чуть! — опять зашептала Дунечка. — А завтра проснется — будет горевать, что меня обидел. Вот увидишь. Ах, как неприятно! Что теперь Дарья Никоновна скажет? Все половики намокли…

Дунечка вытерла слезы, поправила волосы и снова подошла к своей двери. Она устала, ей хотелось спать.

— Сережа, открой!

— Сказал — уходи! — ответил Сергей Васильевич. — Сказал — хуже будет! Слышала?

Дунечка отошла, повесив голову. Она постояла среди комнаты в раздумье, потом поглядела на Соню, улыбнулась виноватой улыбкой.

— Придется куда-нибудь идти… Может, в прачечной ночую. Вишь как заупрямился!

— Не уходи, Дунечка, не уходи! Я боюсь одна!

В комнату тихонько вошла Раида, босиком, в шали, накинутой на голые плечи.

— Идите ко мне, Дунечка, — шепотом сказала она. — Как-нибудь уместимся.

Дунечка согласилась.

— А ты, Соня, не бойся! — Дунечка погладила Соню по волосам своей белой ласковой рукой. — Я ведь вот тут, за стенкой, буду. Я буду пальцами по обоям шуршать, а ты не думай, что это какой-нибудь таракан — это я. А если испугаешься чего, стукни в стенку, я сейчас и прибегу. Ладно?

— Ладно.

— Ну, спи. Скоро папа с мамой придут. А Сергея Васильича ты не бойся, он добрый! Это он так…

Соня не слышала, как пришли отец и мама, как перенесли Соню на ее постель и как Анна Ивановна шепотом рассказала, что тут было без них.

Утром мама холодным голосом сказала Сергею Васильевичу:

— Я прошу вас освободить квартиру.

— Вот как? — возмутился Сергей Васильевич. — Это вы говорите мне?

— Да, это я вам говорю…

— А что ж ты так уж колючки-то подымаешь, голова? — вмешался отец. — Ты образованный, а мы что ж?.. Мы тут народ темный. Тебе вроде с нами и не пристало…

— Да и, конечно, не пристало, чтобы я стал со всяким мужиком разговаривать! Или тот еще, непромытый слесарь, придет, учить меня смеет!

— Ну вот и ступайте с богом, где получше и народ почище, — все так же твердо и холодно сказала мама. — Дунечку, конечно, жалко…

— Дунечку вам жалко! А меня вам не жалко, что я должен пропадать здесь, в ваших лачугах! Дунечка — прачка, и ничего больше! А я не для такой жизни рожден, у меня душа благородная, истерзанная судьбой. Но вам не меня — вам Дунечку жалко! О люди, нищие духом! На-се-ко-мы-е!

Он схватил шляпу и ушел.

Дунечка попросила робко: а может, Дарья Никоновна все-таки оставит их? Ведь их отовсюду прогоняют… Может, она их потерпит как-нибудь?

— Да брось ты это сокровище свое! — вмешалась Анна Ивановна. — Ведь ты с ним света не видишь!

Дунечка молчала пригорюнившись, а отец возразил:

— Эко ты, скорая какая — брось! Да как же она его бросит, если он ей муж? А он паспорта не даст. Куда она пойдет без паспорта?

— А он, конечно, ей паспорта не даст, — согласилась мама. — Он знает, что без Дунечки пропадет. Неделю работает — две гуляет. Уж сколько хозяев сменил, пока у нас жили! Кому нужен такой работник? Только и живет, что разными доносами.

Дунечка вздохнула, оделась и ушла искать квартиру. Дня через два она приехала на извозчике за вещами. Соня плакала, прощаясь с ней. Дунечка тоже плакала. Она обнимала всех и целовала маму.

— Будто от родных ухожу!.. Как мне тяжело, как мне тяжело! — повторяла Дунечка. — И сказать я вам не могу — ах, как мне тяжело!

А когда стала прощаться с Соней, то сказала ей:

— Хотела тебе моих куколок подарить и карету с лошадкой… Да вот как получилось-то нескладно — Сережа их в тот вечер уронил нечаянно, они и разбились. Вот ведь какой неловкий!

Отец помогал ей выносить вещи. Вещей было немного — железная кровать, постель, два стула, лампа, маленький сундучок, который свободно помещался под кроватью… И, когда комната опустела, Дунечка вошла в нее последний раз, оглядела пустые углы синими, полными слез глазами. Потом молча поклонилась всем и ушла. Соня с ревом бросилась за ней, но мама удержала ее:

— Не реви. Видишь, человеку и так трудно, подбородок дрожит. А ты еще ревешь тут!

А Сергей Васильевич так больше и не показался. И в квартире все облегченно вздохнули — наконец-то избавились от его присутствия!

Несколько дней комната стояла пустой.

— Может, себе возьмем? — сказал отец. — Надоело! Как на проходном дворе живем. Сонину кровать там поставим.

— Да, уж что говорить — надоело! — согласилась мама. — Вечно чужие люди в комнате толкутся. Полов не намоешься.

Соня обрадовалась. У них будет две комнаты! Завтра придет в школу и будто нечаянно скажет: