Сергей Иванов - Ольга Яковлева

— Долгонько, вижу, вам плутать придётся! — притворно засокрушался старик ботаники. — Покамест железную дорогу в тех местах не проведут. Чтоб вам по звуку…

— Не, дед, погоди! — сказал Огоньков. — Я же точно помню. Вроде даже читал про мох и про ветки…

Борис Платоныч пожал плечами, улыбнулся мягко:

— Тем писателям, видно, тоже плутать придётся…

— Не, ну правда…

— А ты сам посуди. Разве дерево может определять стороны света?.. Или, вернее, так скажем: разве дереву нужно определять стороны света? Оно ведь не лётчик и не птица! А то, что вы говорите, — это же просто сказки для детей младшего возраста!

— А тогда чего ж…

— Просто заметили, что обычно с южной стороны веток больше. С южной солнышка бывает больше. Вот дерево туда и тянется своими руками… Ну, а если вдруг с северной стороны лучше освещение? Или с западной?.. Так ведь тоже бывает — в лесу деревья стоят по-разному! Вот и выйдет: что ни дерево, то и свой юг.

— А мох? — спросила Ольга.

— Так же и мох, девочка. Только он наоборот — тенёк любит.

— А как лее тогда из тайги выбираться?

— По звёздам, по солнцу, по компасу.

— А в ненастную ночь и если компаса нет?

— В тайгу, Геня, как попало не ходят. А если ходят, значит, плутают…

Вдруг он замолчал, склонив седую голову на плечо. Сидел и думал о чём-то и видел, наверное, совсем не этот лес. Ольга даже бутерброд жевать перестала, посмотрела на Огонькова. А он пальцем ей показал: погоди, мол, немного, молчи, после…

И потом опять они брели втроём по лесу. Большие деревья постепенно кончились, отступили, пошло мелколесье — всё осинки да берёзки чахленькие.

А вот и захлюпало под ногами. Они пробирались теперь по нестрашному, полуосушенному, но всё ж таки мокрому болоту. Если шагать как придётся — в два счёта промокнешь!

Генка опять шёл в стороне — весело, легко. Видно, думал он о чём-то своём, огоньковском. Синяя его куртка горела на фоне бурой болотной травы, на фоне ярко-жёлтого леса, что ждал их впереди.

— Ишь ты какой! — тихо улыбаясь, говорил Борис Платоныч. — Прямо рыцарь в чистом поле… А уж помучились мы с ним, о-ё-ёй!..

Ольга вздохнула про себя: она-то знала, как с ним помучиться можно! Однако спросила — просто чтоб поддержать разговор:

— Как это помучились, Борис Платоныч?

— Да всяко, дружок, было. В одной школе не удержался, из другой я сам его счёл за благо взять. А уж в третью… Видишь, даже учительствовать пошёл! Нужно ведь, чтоб за мальчиком глаз был! — Это последнее он сказал особым строгим голосом, словно он убеждал кого-то.

А Ольга прямо рот раскрыла от удивления. Три школы переменил! Это лее кому скажи — ну хулиган, да и всё! Буквально Бармалей какой-то! А ведь Огоньков… Если кое на что внимания не обращать, он же просто хороший!

Но старик ботаники её по-своему понял. И стал говорить про своё, личное, а не про Генку.

— А что ж, Оля, — начал он решительно, опять с кем-то споря, — мне улс почти семьдесят было, когда я из института ушёл. А ведь это возраст… Возраст!

— Разве вы не в школе работали?

— Ну конечно, нет! — Он усмехнулся. — Вот ты какая чудачка!

Ольга засмеялась. И старик ботаники вслед за нею. Так они и смеялись, глядя друг на друга. Огоньков услышал их, обернулся и крикнул:

— Вы чего грохочете? Старик ботаники рукой махнул:

— Да нет, ничего! Оля решила, что я учитель, в школе работал.

— А-а, — кивнул Огоньков значительно. — Дети есть дети.

Ольга сразу замолчала. Во-первых, она не потому вовсе смеялась! Ну и был бы он учителем, что ж тут смешного-то? Ей слово показалось смешным — «чудачка». Так её вроде никто и не называл никогда. А Генка уж сразу хвост распустил, как индюк: «Дети, дети!..» Сам-то он кто?

Но вслух она ничего этого говорить не стала. Потому что как начнёшь свою правоту доказывать, так ничего хорошего не получается, одна ссора…

Потом, когда старик ботаники, встав на колени у какой-то берёзы, долго рассматривал её корни и почему-то качал головой, Огоньков вдруг оттащил Ольгу в сторону:

— Слушай, мыслитель, я тебе хоть раз объясню, чтоб ты знала…

Ольга отвернулась: не хотела она слушать, когда с нею так обращались!

— Ну ладно, — примирительно сказал Огоньков. — Я ж тебе серьёзно хочу сказать…

— Так и говори тогда.

— Я и говорю. — Огоньков вздохнул. — Мой же старик, он знаешь какой учёный! Светило!

— Как светило?

— Ну так называется. Если учёный соображает, что к чему, понятно?.. Только ему, представляешь, не везло всю жизнь. То лабораторию один раз отняли, то вообще сказали: всё, что вы делаете, — чепуха! Только после уже настоящие люди докумекали. Говорят: работай, сколько влезет. А уж он старый. — Генка вздохнул. — Потом ещё из-за меня.