Георгий Шолохов-Синявский - Казачья бурса

Совсем иное впечатление осталось у меня от преподавания Александры Николаевны. Просто удивительно, как уживались в ней светскость манер и чопорность классной гимназической дамы с грубостью базарной торговки.

Являлась она в класс элегантно одетой: волосы ее были всегда завиты самым искусным образом, в ушах посверкивали крупные изумруды.

На груди Александры Николаевны висел лорнет, видимо оставшийся от того времени, когда она преподавала в гимназических классах. Это двуглазое противное приспособление особенно пугало учеников: нам казалось, что, прикладывая его к своим выпуклым, как у громадной зеленой лягушки, глазам, она просматривала нас насквозь и сразу узнавала, кто не выучил урока.

Учеников бросало в дрожь при одном звуке ее голоса. Я готовил уроки прилежно, но почему-то отвечал Александре Николаевне намного хуже, чем Ивану Исаевичу, — путался, сбивался. Она пронзительно смотрела на меня в лорнет и язвительно цедила сквозь зубы:

— А говорят, ты — один из лучших учеников. Не похоже. Потрудись, сударь, остаться после занятий и повторить. А пока придется поставить тебе двойку.

Я чуть не закричал от обиды, но ничего не мог сказать своей мучительнице. Увидев однажды в журнале против моей фамилии двойку по географии, Иван Исаевич удивленно поднял брови, спросил меня:

— Почему ты так снизил балл? Не знал урока, что ли?

Я объяснил:

— Я знал, Иван Исаевич. Спросите меня, пожалуйста. Честное слово, знал. Это Александра Николаевна…

Иван Исаевич покраснел, покачал головой и, подумав, исправил отметку на три.

Колючим и грубым был преподавательский словарь Александры Николаевны. Она давала ученикам насмешливые и уродливые прозвища, намеренно искажая имена и фамилии. Узнав, очевидно, о занятиях моего отца, она называла меня Медовым, толстого увальня, сына хуторского мясника, — Саловым, Ваню Рогова — Жуком-долгоносиком.

Подобные клички так и сыпались из ее уст и очень раздражали учеников. Они жаловались Софье Степановне:

— Наша учительша дразнится. Не хотим у нее учиться.

Когда Александра Николаевна заходила в класс, сразу же вместе с ароматом духов в атмосферу класса как будто врывалась холодная струя всеобщего страха и отупения. Лучшие и самые бесстрашные ученики робели, терялись, отвечали уроки с запинками, мололи чепуху. И никто не решался противоречить ей, дать отпор ее грубым выходкам.

Ставя в журнал единицы и двойки, она, казалось, испытывала наслаждение.

Но однажды все-таки нашелся смельчак, который надерзил ей, выказал неповиновение. Это был Сема Кривошеин, сын богатого, причем очень чванливого казака. Не случайно осмелился он на эту дерзость: отец его был в родстве со станичным атаманом и сам когда-то в хуторе держал атаманскую насеку.

— Кривошеин! — обратилась к нему на уроке истории Александра Николаевна. — Отвечай: кто такие были Гедимин и Витовт?

Кривошеин ответил не без присущей ему самоуверенности:

— Известно, кто такие — литовские князья.

— Чем отличалось их княжество?

— Известно…

Александра Николаевна насмешливо перебила:

— Мне-то известно, а вот тебе — известно ли… И что это за манера отвечать. Стань как следует и гляди прямо мне в глаза. Убери с парты учебник.

— У меня учебника нету… — Черные и узкие, как миндалины, чуть сведенные к переносице дерзкие глаза Семы засветились упрямством. — Если вы не верите, я не стану отвечать…

— Это еще что такое, Кривошеин? Отвечай: чем было знаменательно великое княжение Гедимина?

— Не буду отвечать.

— Почему? Ты не приготовил урока?

— Нет. Я знаю его лучше вас, но отвечать не буду.

Широкое с вздернутой кверху тонкой губой лицо Александры Николаевны побагровело, лорнет в смуглых унизанных перстнями пальцах завертелся игрушечной мельничкой.

— Что такое? Как ты смеешь, болван?! Выйди вон! За доску!

— Не выйду.

На скулах Кривошеина перекатывались бледные желваки.

— Ты не хочешь отвечать о литовских великих князьях?

— Не хочу. Вы обращаетесь со мной как с хамом. Я — казак…

Ответ был в полном соответствии с амбицией Семы Кривошеина. Александра Николаевна фыркнула:

— Мне все равно, кто ты — казак или кацап. Я тебя заставлю выйти и отвечать.

— Не заставите, — огрызнулся Кривошеин.

— Посмотрим.

Класс затих, притаился. Александра Николаевна подошла к упрямому ученику, хотела взять его за ухо, но Кривошеин с силой отбросил ее руку и, как видно, сделал ей больно: она вскрикнула. Кривошеин был большим, сильным парнем. Глаза его бешено сверкали.