Иосиф Дик - Огненный ручей

«Слушай, — сказал он, — вот этот хлопец на твоей улице живёт?»

«На моей… Даже в моём бараке…»

«Так вот, я тебе объявляю строгий выговор. Ты что распустил своих пионеров? Болтаются они чёрт знает где, стёкла в цехах бьют, с минами возятся. Ты как думаешь: занятия закончились и пионерской работе баста? — строго продолжал парторг, поглядывая то на Витаху, то на Миколку. — Что я тебе говорил о лагере?»

«Что мы, взрослые, поедем во вторую смену», — ответил Витаха.

«Да, поедете, и обязательно поедете. В самое напряжённое для завода время, когда у нас на учёте каждый человек, каждый рубль, каждая машина, мы отправляем вас в лагеря, запланировали спортплощадку на третий квартал… А вы? Вместо того чтобы как-нибудь помочь заводу, бьёте стёкла! А завод-то чей? Это завод ваших отцов, ваш завод! Или он не дорог вам?»

«Нет, дорог», — тихо сказал Витаха.

«А если дорог, так что ты бездельничаешь? Можете уходить!»

Парторг был сердит не на шутку. Когда Миколка вышел из кабинета, он сказал Витахе:

«Ты понял меня? Вы должны найти себе хорошее дело…»

«Ясно», — ответил Витаха.

А через несколько дней у него появилась мысль самим строить спортплощадку…

На дворе, из маленького, крытого соломой сарайчика, Миколка вытащил фанерный ящик с молотками и клещами, пилу, топоры и роздал их ребятам. Теперь можно было выступать.

Первым делом по дороге к мартеновскому цеху Витаха завернул на теплоэлектроцентраль. Он должен был позвонить Матвею Никитичу. Ребята поджидали на улице.

В машинном зале с белыми кафельными стенами и стеклянным потолком механомонтажники, осторожно разбивая ящики с надписью «Верх, не кантовать!», устанавливали в широком гнезде никелированные детали турбовоздуходувки.

По залу расхаживали электрики в синих комбинезонах. Они привинчивали на мраморных щитках десятки рубильников, выключателей и вольтметров.

Четырёхэтажные паровые котлы со всех сторон были облеплены людьми. Котлы нужно было пустить в ход прежде всего. В них вырабатывается пар, который крутит турбину воздуходувки, а та уже гонит воздух в домну.

Пробравшись между грудами каких-то старых машин, Витаха вошёл в пустой кабинет. Главный инженер ТЭЦ распоряжался на участках.

Витаха взял телефонную трубку:

— Коммутатор, дайте партбюро!

В трубке что-то оглушительно щёлкнуло, потом послышался мужской голос:

— Я вас слушаю.

— Матвей Никитич, здравствуйте! Это Грицай звонит. Мы уже, Матвей Никитич, напилили себе брёвен. Теперь нам машину надо — перевезти.

— Гм… машину? — не сразу ответил парторг. — Дело тут сложное. Сейчас знаешь сам, какая пора! А на какое время вам будет нужно?

— На один час.

— А управитесь?

— Конечно.

— Тогда вот что: машина будет вас ждать в пять часов вечера у въезда в завод. Я сейчас позвоню в гараж. Договорились?

— Договорились.

Барак, к которому подошли ребята, был разбит до основания. Торчали только его остов из обгорелых брёвен и печные трубы. Правда, внутри каким-то чудом уцелели две оштукатуренные и, вероятно, поэтому не сгоревшие деревянные перегородки. Их начали разбирать.

Витаха вбивал в щели лом и отворачивал доски. Они отрывались с трудом, похрустывали.

Ржавые гвозди скрипели и нехотя вылезали из чёрных своих гнёзд.

Витаха любил работать. Он не мыслил себе и дня, проведённого в «ничегонеделании». По утрам, едва проснувшись, он уже составлял план на целый день и всегда стремился его выполнять. И, бывало, он очень сердился на себя, если какое-либо из назначенных дел приходилось переносить на завтра. Зимой после занятий в ремесленном училище он бежал домой, чтобы к приходу матери начистить и сварить картошки. Пообедав, он садился за свой маленький верстачок и начинал мастерить шкаф. По его замыслу шкаф должен быть одновременно и для белья и для посуды. Комната у Витахи была маленькая, пустая, и шкаф хотелось сделать компактным и нарядным. Шкаф мог быть простым: сколотил каркас, закрыл одну его сторону фанерой — и точка! Но Витаху это не устраивало. Если уж делать, так делать как на мебельной фабрике! Даже лучше. Витаха не торопился. Где только можно было, он собирал сухие дубовые дощечки, любовно их обрабатывал и склеивал с уже готовыми частями. Шкаф постепенно становился «жилым». В нём уже стояли чашки и тарелки, а в платяном отделении висела мамина одежда — шерстяная юбка и кофточка. Но до окончательной сдачи шкафа в «эксплуатацию» ещё было далеко. Витаха хотел покрыть его коричневым лаком и отполировать.