Зинаида Лихачева - Вася Чапаев

— Ва-ась!

Вася подошел к забору.

— Кто зовет? — сердито спросил он. — Я же работаю, нельзя мне.

— Это я, Енька! Ой, Васенька, миленький, вылези сюда! Ой как надо!

Вася еще раз оглянулся. Не хватало только, чтобы во дворе появился Петр.

— Говори скорей, чего тебе надо?

— Ой, ты вылези, вылези, ради Христа! — причитала Енька.

Вася, как кошка, взобрался на забор и перемахнул на другую сторону. Не успел он спрыгнуть на землю, как в него вцепилась Енька.

— Побежим скорей! Васенька, мама Клавку тому барину отдает, насовсем... Побежим Клавку отымать!

Енька тащила Васю за руку, и он бежал, сам не зная, чем сможет помочь. Не успели они свернуть в проулок, где жила Енька, как из-за угла им навстречу завернул извозчик. Между барыней и длинноволосым барином съежилась закутанная в большой платок Клава.

— Клава-а! — отчаянно закричала Енька и бросилась за санями. Извозчик хлестнул лошаденку, и Енька, поскользнувшись, растянулась на снегу.

Вася помог ей подняться. Не отряхиваясь, растопырив руки, Енька пошла вперед. У калитки стояла Енькина мать с Леником на руках и глядела в сторону, куда скрылся извозчик.

Маленькая, взъерошенная, вывалянная в снегу Енька грозно встала перед матерью.

— Зачем Клавку отдала? — крикнула она. — Зачем? Я в няньки пойду, пускай Клавка дома будет! А ты... отдала-а-а! — Енька заплакала.

— Ей там лучше будет, Еничка. Ей там... хорошо будет, — с трудом шевеля побелевшими губами, прошептала мать.

Енька в ужасе отступила:

— Мама! Ты ведь так говорила про папу... когда он помер...

С тяжелым сердцем вернулся Вася на работу. «Не любила она Клавку, — осуждал он Енькину мать. — Разве можно свою дочку насовсем отдать?..»

— Эй ты, выродок! Лодыря гоняешь? — словно из-под земли вырос перед Васей Петр. Он с фасоном вытащил серебряные часы и ткнул пальцем в циферблат. — Два часа валандаешься и только-то наколол? Да тут, — пнул он ногой в груду расколотых поленьев, — охапки три, не больше. Дармоед!

Это была неправда. Дров было много.

— Чего ты ко мне лезешь? Хозяин какой нашелся! — запальчиво выкрикнул Вася.

Петр неожиданно ухватил Васю за ухо.

— Ты, гнидыш несчастный! Еще огрызаешься на старших? Да я тебя, как щенка...

Никогда никто не драл Васю за уши. Вырвавшись от Петра, он замахнулся колуном. Петр перехватил Васину руку и стал выкручивать ее, пока ослабевшие пальцы не выпустили колун. Не помня себя от боли, Вася ударил кучера ногой. Петр заревел и, схватив полено, бросился на мальчика.

— Карау-у-ул! Убивают! — раздался отчаянный крик Шуры.

Мохнатое тело, громыхая цепью, вздыбилось перед Васей и, рыча, кинулось на Петра.

— Спаситя! Загрызет! — взвыл Петр, катясь по земле и закрывая лицо от озверевшей собаки.

Злобный лай, крик Шуры, вопли Петра услышали в доме. Во двор выбежал сам Залогин.

Вася с трудом оторвал Тузика от Петра. Щегольская поддевка кучера была изодрана в лохмотья. Из покусанных рук текла кровь.

— Что тут стряслось? — сердито спросил хозяин.

— Взбесился... убить надо, — только и смог выговорить Петр, указывая на Тузика, который стоял рядом с Васей и, рыча, следил за кучером.

— Не похоже, чтобы бешеный, — усомнился Залогин.

— Да не, здоровый он, Пармен Ефимович! — сказал Вася и погладил собаку. Тузик завилял хвостом и, подпрыгнув, лизнул Васю в лицо.

— Василий, говори, что тут было? Кто караул кричал?

Вася молчал.

— Я кричала! — подбежала Шура. — Когда он, — она показала на Петра, — на Васю поленом замахнулся, я и закричала. А Тузик за Васю вступился, тут уж Петр заорал. Он, Пармен Ефимович, все время к мальчонке цепляется. И свою работу на него свалил. Вася и конюшню чистит, и лошадь прибирает, а кучер наш только запряжет, когда прикажете, и сидит на облучке, как барин! Это не Тузик, а Петр взбесился... от безделья!

— Та-ак... — неопределенно протянул Залогин и добавил: — Так не так, а перетакивать не будем. Василий, с завтрашнего, дня будешь работать в лавке. А тебе, Петр, вся работа по домашности. Справляйся!

На другой день Вася стал подручным у самого Пармена Ефимовича.

Лавка разделялась на два отдела. В одном, называющемся «Бакалея и прочие товары», были крупы, мука, сахар, пряники. Другой отдел назывался «Мануфактурный и галантерейный». Здесь на полках лежали штуки сукон, шелков, ластика, коленкора и ситца. Из белых картонных коробок свешивались нежные, похожие на иней кружева.

Висевший над дверью звоночек голосисто докладывал о приходе покупателя. Пармен Ефимович, опершись обеими руками о прилавок, приветливо улыбался и выжидательно вытягивал шею.