Она конечно не просто так сидела. Она сочиняла стихи! И даже неплохие хотя и диковатые такие слишком уж на современный лад. Одна из ее поэм называлась «Смерть юной наркоманки» - про девушку из Лондона которая была далекой праправнучкой Отелло и Дездемоны.
А странно все таки ей бы Алене Леоновой стихами заниматься, а она силы гробила, чтобы войти в «круг» Маши Селезневой.
Сейчас холодной рукой Алена пролистнула свою поэму вырвала чистый лист и написала, что она уезжает к Лере Черниковой. С Лерой Алена училась с шестого класса по восьмой. А в четвертой четверти восьмого класса эта Лера вышла однажды к себе на балкон седьмого этажа и сделала сальто вниз через перила. Она оказывается была влюблена в какого-то там тренера по какой-то там гимнастике! Она и сама была кандидат в мастера. Очень такая приличная девочка немного бледная никогда не лезла никуда. А уже два раза была за границей.
В лесу смеркается рано и быстро. Еще в Скалбе никто наверное не думал и свет зажигать а здесь, на поляне было уже глухо. В окошке их прокопченой тюрьмы виднелся закат. Но закат был где-то далеко, а сумерки близко! Потом вдруг и вовсе стало темно. Это в окошко просунулся Крыса.
- Я в дом ухожу. Смотрите гады, кто крикнет прямо буду убивать! - сказал он голосом злым, но каким то неуверенным. Алена и Солдат-Юдин ведь не знали, что Крыса жутко боится истории с револьвером и мечтает бежать.
Крыса убрался восвояси - опять стало светлее. А уж тихо
- до ужаса.
- Эй! - прошептал Юдин. - Давай крикнем!
- Иди ты отсюда придурок! - сердито ответила Алена. Она еще раз посмотрела в окошко, которое было никак не больше чем кирпич. Темнело. И не хотелось кричать в этой глухой тишине - накликивать.
- Кто здесь услышит! Лешие?!
Свинцов в это время с идиотской тщательностью виток за витком наматывал проволоку на патрон. И говорил себе «Настучит Алена!..» И тут же появлялась высокая стопка - деньги Свинцов даже не знал, какой величины ее себе представить - десять тысяч. Но, что-то огромное! И он думал «Алена! Куплю… Юдина то просто можно припугнуть… А Крысу тоже куплю!»
Он сделал еще один патрон сунул в гнездо барабана - годится!
Уже совсем стемнело. Уже Демин и Славка побежали к Любе Марьиной. Свинцов сунул пистоль за пояс: «Хватит с него четыре патрона!» Ведь самодельный тот был тоже четырехзарядным.
Выключил свет в мастерской запер дверь словно уходил отсюда навсегда. Опять мурашки по спине Вбежал в дом. Родители неторопливо пили чай. Свинцов почувствовал, что он голоден как собака и хочет чаю. Но не смог бы просидеть здесь и минуты.
- Сынок! - сказал отец очень мягко. - Ты бы…
- Не могу зарез! - глухо пролаял Свинцов. - Я сегодня не дома ночую мам… У друга…
- Да ступай-ступай! Ты большой… Смотри там аккуратней! - И подмигнул сыну.
Градус сидел один за бутылкой портвейна. На промасленной серой бумаге лежала горка жареной мойвы с вылупленными черными глазами стояло блюдце с крупной сероватой солью и рядом полголовки несвежего лука. И кирпич хлеба от которого Градус просто отламывал куски.
- Ты куда лезешь! - спросил он Свинцова с обычным своим презрением и скукой. - Тебя звали!
- Готово! - ответил Свинцов и не спрашиваясь, сел к столу. - Ты налей товарищу!
Градус осторожно взял револьвер, повертел в руках - тоже с заметной осторожностью: он не умел обращаться с оружием.
Свинцову жутко хотелось, что-нибудь ему сказать такое - излишне веселое. Сдержался. Молча взял пистоль, быстро показал, как чего делать. Вынул патроны, потому, что Градус осваивал науку не слишком ловко. Наконец, когда у него все стало получаться Градус стукнул Свинцова по плечу и спросил радостно, словно лишь теперь увидел пистоль.
- Ты где его надыбал!
- Долго рассказывать! - Свинцов с удовольствием жевал мойву. Как ни странно она была вкусна!
- Ты давай рассказывай! - выпучив коричневые маслянистые глаза, Градус глядел на Свинцова.
- Ну у одного хмыря болотного… Он приходит…
Гарусову Геннадию не везло в жизни. Он родился тугодумом. Тому много разных причин, описанных в специальной литературе. И не об этом сейчас речь. Но Градус родился им! И это значило, что в школе его тянули из класса в класс на привязи необходимости и борьбы за высокий процент.
А он был не глупый не умственно отсталый. В специальную школу взять его не имели права. Просто ему на растолковку надо было времени раза в два больше, чем другим. Это теоретически. А практически конечно же никому ты не объяснишь, что я, мол не дурак. Его за дурака и держали. Василь Василич - у них такой был математик страшно рассеянный человек: «Гарусов, - он говорил. Потом: - Ах, да. Садись-садись. Три»
Читать дальше