Владислав Гравишкис - Под уральскими звездами

— Вот, товарищи, пришла и наша пора. Надо действовать! — закончил Сорокин, вытирая пот со лба.

После короткого совещания члены Совдепа разошлись по своим местам

Тогда-то Анна Михайловна и стала невольной свидетельницей того, как из тайника в колодце огорода извлекались винтовки.

Старики рассказали Сергею, что в ту октябрьскую ночь винтовками, которые находились в тайниках, было вооружено более ста рабочих. Для небольшого города это явилось грозной силой. Красногвардейская дружина начала готовиться к решающей схватке...

Внизу, в городе, загорелись гирлянды уличных огней. По крутым склонам тянулись вверх, словно взбираясь к небу, святящиеся цепочки электрических лампочек. Словно обессилев, они обрывались на полпути к вершине хребта.

Тимофей Наплюев кашлянул и зябко потер сухие, узловатые руки. Он единственный из стариков не носил бороды, только усы — белые, как клоки ваты. Говор мягкий, задушевный. Сергея старик уважительно величал Николаичем.

— Власть, Николаич, мы взяли хорошо, крови не пролили. А вот до добра дело дошло — тут и началось!

— Что началось? — настороженно спрашивает Сергей.

— Борьба началась. Буржуйская порода взъярилась, свету белого не взвидела... Добро, оно такое, Николаич, — особую силу имеет. От него и вся кровь пошла...

— Добро? Это вы о национализации?

— Вот-вот, о ней самой, — поддакивает Тимофей. — А то еще и так говорили: реквизиция, конфискация. Скажешь такое слово буржую — он сразу в лице другой, зверем смотрит, сатана сатаной. Ты, Николаич, Ларцева порасспроси, как он на жмаевской мельнице воевал. Расскажет, какие страсти-мордасти пережить довелось. И про брата твоего знает — вместе робили на Жмаева, как же... Только...

Ядовитейшая усмешка проступает на прикрытых усами губах. Старик на что-то намекает. Сергей расспрашивает, а тот отмалчивается, твердит одно:

— Николку Ларцева спроси, он вернее знает.

На другой день Сергей пошел к Ларцеву.

Долго стучался в ворота большого крестового дома под железной крышей. Потом калитку, наконец, открыла молодая женщина, не то дочь, не то сноха. Глаза испуганные, настороженные вопросы: кто, кого нужно, зачем? Неохотно впускает в комнату, тесно уставленную мебелью и цветами.

Ларцев выглядел хорошо. То был интеллигентного вида сытый старик с гладко выбритым лицом.

Да, конечно, Ларцев отлично знал Виктора Дунаева, вместе работали. Можно сказать, он и выучил мальчика делу — Кирилл-то Лукич прислал Витюшу кули таскать. Но он, Ларцев, не мог допустить этого. Пришлось хлопотать перед хозяином, чтобы определил помощником машиниста, то есть его помощником. Кирилл Лукич не хотел, а он, Ларцев, настоял.

Совершенно верно, Совдеп назначил его, Ларцева, контролером на мельницу Кирилла Лукича. Что ж, он старался, смотрел, чтобы хозяин не причинил мельнице вреда. Одну минуту! Сейчас он найдет мандат Совдепа. Вот, пожалуйста! Да, хлеб сберег тоже он, Ларцев. Не дали укрыть от Советской власти. Национализация? Да, он проводил и национализацию. Не знает, что бы сталось с мельницей, если бы не он. Нет, в боевую дружину не вступал, здоровье не позволяло: сердечник...

Все походило на правду, и в то же время отчетливо ощущалась ложь. Ушел Сергей с неприятным чувством обманутого человека. Рассказал матери, и та решительно отрезала:

— Все врет! Про Витю врет — за водку его упросила Виктора делу обучать. С Кириллкой душа в душу жил, поперек шагнуть боялся. Как же, заставишь его у Жмаева мельницу брать! В кустах сидел, заячья душа...

— У него бумага есть. Настоящий мандат, — замечает Сергей.

— Бумага бумагой — дело делом. Мельню у Жмаева Витя брал, — отвечает Анна Михайловна.

— Витя?

Ничего не понять! И Сергей снова идет к Наплюеву. Тот хитровато ухмыляется:

— Что, Николаич, потолковал с Ларцевым? Хитер человек! Мандат показывал? Не истерся еще? Бережет, бережет! И он за революцию боролся, как же! А мельню у Жмая твой братень, Виктор Николаич, брал. Я хоть и не робил там, а точно знаю: муку для дружины на пекарню не раз возил.

Сергей озадачен: зачем понадобилось деду отсылать его к этому самому Ларцеву?

— Чтоб знал, Николаич, какие люди бывают. И чтоб не думал, что больно просто нам было буржуйское добро под свою руку брать, — вот что я тебе поясню...

Да, национализация начиналась не так просто, как может показаться на первый взгляд. Здесь завязался один из самых сложных узлов ожесточенной классовой борьбы.