Владислав Гравишкис - Под уральскими звездами

По всем приметам, погубил Афоню камень, отвалившийся от стенки шахты и упавший прямо на голову старателю, когда он находился на дне. Правда, камней подле трупа лежало много. Было похоже, что кто-то метал их сверху, но первое время люди поверили в нечаянную гибель.

Потом некоторые из мужиков стали сомневаться: место глухое, за Афоней охотились... Кузьма совсем разволновался:

— Верно, верно, ребята! Врагов у братана много было. Долго ли до греха?

Он сам обратился в полицию, сам повез урядника, писаря и понятых на место гибели. Вернулись через неделю, никаких следов преступника не нашли.

Потом у Кузьмы был разговор с женой брата. О чем договорились — сначала никто не знал. Заметили только, что Дарьюшка стала ходить с крепко заплаканными глазами. Что ж тут такого? Ведь погиб муж-кормилец, как бабе не плакать? Кузьма засвидетельствовал у нотариуса бумагу — Дарья Шмарина отказывалась от всех прав на шахту «Пудовую» в пользу Кузьмы. И тут ничего не скажешь: может ли непривычная женщина одна управиться с таким богатейшим месторождением?

И Шмарин стал полновластным хозяином шахты. Повел дело совсем по-другому: из башкирских аулов пригнал толпу молодых контрашных, запроданных ему волостными старшинами джигитов, устроил для них землянки, приучил к работе. Страшен был их подневольный труд: утром загоняли в шахту, закрывали на замок, а выпускали поздним вечером.

Добыча золота на «Пудовой» увеличилась. Через год здесь поставили локомобиль для откачки воды. Шахту начали углублять, и чем глубже, тем больше драгоценного металла она давала. Кузьма прикупил новые месторождения, пробил еще несколько шахт...

Известно, богатство спеси сродни. Мало стало Шмарину довольства, стал он почета добиваться. Да не тут-то было! Свой брат — купцы-торговцы еще уважали золотопромышленника, а вот образованные — горные инженеры, доктора, учителя — общались с новоявленным толстосумом не очень-то охотно.

Стал Кузьма и эту стену пробивать. Поехал в Екатеринбург, потолкался среди людей, заимел знакомства, жертвованиями отличился — назначили его попечителем приходских школ. Не по душе пришлось такое местной знати. Да ничего не поделаешь: начальством поставлен. Красуется, теперь Кузьма на экзаменах, и всякий ученик знает: хочешь жить хорошо — смело подходи к руке попечителя, целуй, в обиде не останешься.

...Анна Михайловна с укоризной посмотрела на Виктора — и его мать упрашивала, да не пошел Виктор, заупрямился... Верно, тем и прогневил Кузьму...

Витя в ответ блеснул глазами:

— Не поминайте про то, мама! Не пошел и не пойду никогда! — Помолчал, добавил: — Как к такой руке прикладываться, мама? Он той рукой, может, брата убил.

— Отмыл уж, поди, давно, — вздохнула Анна Михайловна. — Сколь годов прошло...

Помолчали, стали укладываться спать. Ребята залезли на полати, долго лежали молча. Сережа шепотом спросил брата:

— Думаешь, он Афоню убил?

— Кузьма. Неужто не понял?

— Я понял...

Сережа прикрыл глаза и вдруг очень ясно представил, как из леса к шахте с камнем в руках крадется Кузьма Шмарин. Прислушается и метнет, прислушается и опять метнет. А тот, в шахте, жмется к стенке, закрывает. голову руками — деваться ему некуда. Камни падают и падают...

Никак не меньше полувека стоит сундук Анны Михайловны в углу горницы. Двигают его редко — раза два в год, когда мать и Марфуша затевают полную уборку в доме.

Во время очередной уборки мать извлекла из недр сундука старую, пожелтевшую от времени фотографию и показала ее сыну. Сергей сразу узнал главную улицу Мисяжа, но не мог припомнить, как она называлась в то давнее время.

— Соборная. Неужто запамятовал? — подсказала Анна Михайловна.

Да, Соборная. Теперь она называется Пролетарской — кино, Дом культуры, неоновые лампы, плафоны фонарей, скверы. А на фотографии дома на Соборной украшают вывески — с твердыми знаками, с ятями, даже «и» с точкой. На мостовой покрытия не было: там и тут из-под земли выпячивались громадные валуны. По каменистой середине улицы двигалась крупная казачья часть. Лес пик торчал над конным строем. Под широковерхими фуражками курчавились длинные чубы. Разинув рты, казаки что-то пели. На обочинах толпились местные жители и смотрели на военных.

Кому понадобилось фотографировать казаков? Как эта карточка попала к матери? Зачем она ей?

— А ты приглядись-ка! — посоветовала. Анна Михайловна.