Владислав Крапивин - Лерка

— Чашкой порезался. Край тут острый, — тихо сказал он. Никто сперва не понял: что за чашка? Тогда он показал на щиток рапиры — гарду. Все захохотали. Назвать гарду чашкой! Ну, умора!

— Возьми йод в аптечке, — с досадой сказал Павел Сергеевич. И скомандовал: — Тихо!

Наступила тишина, и в этой тишине Лена, не выдержав, жалобно протянула:

— Бедненький Яшка порезался чашкой…

Павел Сергеевич коротко взглянул на нее, неожиданно усмехнулся и промолчал.

После занятий он оставил Яшку и Лену.

— Я спешу. Уберите в шкаф оружие, заприте зал, ключ отдайте уборщице. Ясно?

— Так точно! — отрапортовала Лена и покосилась на Яшку. Он старательно тащил к шкафу букет рапир.

Учитель ушел.

— Яшка, — ехидно сказала Лена. — Я тебя обидела. Да? Почему ты не вызовешь меня на дуэль?

Он не ответил и начал укладывать в шкаф маски.

— Не хочешь? Тогда я тебя вызываю!

— Нельзя мне драться, — рассеянно сказал Яшка.

— Почему?

— Не разрешают пока. Рано…

Она спросила ласково:

— Яша, может быть, ты трус?

— Нет, — сказал Яшка так, словно отмахивался от мухи. Ну и нахал! Лена даже разозлилась, со звоном вытянула из шкафа рапиру и схватила маску.

— Я нападаю! Раз! Два…

— Ну подожди, — сказал он и снял очки. Потом тоже взял клинок. Лицо его без очков стало незнакомым.

— Ну, нападай, — со вздохом разрешил он.

— Маску надень. Да стань в стойку, горюшко!

Яшка улыбнулся, надел маску и медленно пошел навстречу…

Драться с ним было так легко! Жаль только, что отступал он очень быстро и защиты брал в общем-то удачно. Лена никак не могла достать его. Чуть-чуть не могла! Но зато все свое умение она показала с блеском: и выпады, и переводы, и батманы, и захваты. Лишь через минуту, оказавшись у стены, она почувствовала неладное. Драться было легко, да. Но не потому, что Яшка — плохой боец. Просто он разрешал ей упражняться. Он даже помогал ей! Открывался, вызывал на выпад, подставлял клинок для захвата. Он отпустил ее немного от стены, а затем Лена увидела перед собой свистящие стальные зигзаги, против которых не было никаких защит. Она прижалась к батарее между стеной и шкафом, в том углу, куда загнала в первый день Борьку Левина. Ей очень захотелось бросить клинок и съежиться. И стало ясно, что сейчас она позорно разревется от бессилья и унижения.

Яшкино лицо за проволочной сеткой было насмешливым и холодным. Конец его рапиры чертил молниеносные знаки вокруг Лениного клинка. Яшка, играя, выбирал место для укола.

И вдруг он опустил рапиру. Скинул маску, сделался прежним Яшкой и шепотом сказал:

— Тихо. Кто-то идет. Влетит нам…

Никого не было. Тут же, сразу Лена поняла, что он просто спас ее от слез, от бесславного поражения…

Через неделю он спас ее еще раз. Когда родители узнали про Ленины занятия и учинили ей скандал, он пришел к ним домой и, маленький, вежливый, два часа убеждал их, что Лену ждет слава олимпийской чемпионки.

Когда Яшка ушел, Лена догнала его на улице, и они пошли на тренировку вместе. И потом часто ходили вместе.

Она всегда была благодарна мальчишкам за их рыцарство. И хотела делать им только хорошее. Всем. И Лерке. А он, смешной и сердитый, не хотел этого.

Однажды Лерки снова не оказалось в тихий час на месте.

— Где он? — устало спросила Лена.

— Не жнаем, — сказал жующий Морозиков.

— Ходит где-нибудь, — откликнулся Санька. — Думает…

— Думает! О чем, интересно? О том, что у меня из-за него куча неприятностей?

— Не, — сказал Санька. — Он, наверно, про слона…

— Про что?!

— Да про слона, — неторопливо повторил Санька. — Отыскал такую березовую загогулину, метра два, наверно, и говорит, что на слоновый клык похожа… Ну, она похожа. А он говорит: «Айда, сделаем из глины слона, а этот клык ему приставим». Из глины — такого слона. Мы этой глины на одну слоновью ногу не могли натаскать.

Не было в Санькиных словах ни обиды, ни насмешки, а была какая-то виноватость: хотели, мол, помочь, да не смогли.

— Ну и что же? Он обиделся? — нетерпеливо спросила Лена.

— Да не обиделся, — уже с досадой сказал Санька. — Просто ходит где-то…

Где-то ходит! А где? Лена заторопилась к озеру. «Зачем ему слон? — думала она. — Придет же в голову…» Потом она представила Лерку на слоне. Не на глиняном, а на живом. Слон был громадный и морщинистый, а Лерка — смуглый и крошечный. В чалме из вафельного полотенца. И теперь почему-то его выдумка не казалась Лене смешной.

Лерка был, конечно, у воды. На причальном плотике, у которого стояли лодки. Встав на цыпочки, он лег животом на перила и смотрел в глубину. Неподвижно и внимательно смотрел.