Владислав Крапивин - Бабушкин внук и его братья

— Что? — не понял Николка.

Арунас объяснил:

— Где ходят автобусы, иногда бывают блок-посты. И с них стреляют.

Николка покачал головой:

— Не-а, тут не будут…

— Только указатель должен быть настоящий, — решил дотошный Арбуз. — Давайте завтра придем с краской и все сделаем по правде.

Назавтра Арбуз прихватил сумку — в ней баночки с нитрокраской и кисти. И мы опять пришли на Дорогу. Правда, не было с нами Насти и Николки. Настя осталась с Маргаритой сочинять сказку. А Николку родители увезли в гости к тетушке. Но теперь мы нашли путь без него. И скоро оказались у столба с перечеркнутой надписью «Озм». Решили для начала как следует покрасить этот указатель. Но каким образом? Не выкапывать же столб снова!

— Кто из нас художник? — сказал Арбуз. — Пускай забирается на меня.

— Можно я? — вскинул руку Арунас.

Он сбросил майку и штаны, чтобы не заляпать краской, сел на плечи крепкому Арбузу и быстро покрыл таблицу-доску белилами. Нитрокраска сохла моментально. На белом слое Арунас вывел три черные буквы: ОЗМ. А потом из угла в угол пересек их пунцовой полосой.

Теперь указатель выглядел совсем как настоящий.

Мы полюбовались и зашагали дальше.

Над табличкой автобусной остановки Арунас возился дольше, хотя она и была вместе со столбом на земле. Пришлось этот столб (увесистый, из железной трубы) переворачивать, чтобы выкрасить указатель с двух сторон. Затем Арунас нарисовал на желтом фоне черный силуэт автобуса и большую букву А.

— Теперь надо номер маршрута, да?

Мы запереглядывались. Номер, конечно, нужен, но какой?

— Какой-нибудь, которого нет в городе, — сказал я. — Чтобы никто не спутал.

— Тогда из трех цифр, — посоветовал Ивка. — Верно… Алька? Таких номеров у нас в городе точно нет.

— Сто двадцать три, — сказал я.

— Почему сто двадцать? — с подозрением спросил Вальдштейн.

— Да нипочему. Просто по порядку: один, два, три!

И все согласились, что это число годится. Даже Вячик.

Арунас написал цифры — тоже с двух сторон. А после этого мы долго возились с установкой столба. Гнездо его у края дороги мы отыскали, но оно сильно осыпалось и заросло. Пришлось чистить и углублять палками и руками.

Поднять и укрепить железный столб тоже оказалось непросто. Но мы в конце концов справились.

Табличка с буквой А и маленьким автобусом празднично зажелтела на фоне листвы — здесь росли несколько высоких берез.

И опять нам показалось, что мы сделали важную работу. Конечно, это была игра, но в ней чудилось что-то необычное. Словно мы помогали сказочному пространству вернуть его прежнюю силу.

— Ладно, пора домой, — решил наконец Арбуз.

— Не… Давайте еще постоим тут, — попросил Арунас.

— Чего еще стоять-то? — сказал Вячик.

Арунас ногтем отскребал от голой груди желтые и черные капли краски. Не поднимая головы, объяснил:

— А вдруг… автобус поедет…

Мы засмеялись, но необидно — Арунас это понял. И мы постояли еще минут десять. Конечно, никакой автобус не появился, но ждать нам было не скучно. Мы бы и еще стояли, но Арбуз глянул на часы и сообщил, что скоро вернутся домой родители.

— А я еще не почистил картошку для ужина…

Мы сказали, что почистим вместе — работы будет на пять минут…

После этого мы несколько дней не ходили ни в Завязанную рощу, ни на Дорогу. То Арбузу было некогда (помогал отцу обрабатывать деревянные заготовки), то Вячика сердитая мать засадила дома. А Настя все занималась сочинительством.

Ивка, я и Арунас ходили купаться к запруде на Стеклянке, ездили в парк, на аттракционы. А иногда просто сидели в моей комнате и смотрели диснеевские видики или болтали о том о сем. Арунас, правда, не очень-то болтал, он был молчаливый. Но он все время был с нами. Только вечером мы провожали его до трамвая.

Но вот наступил день, когда мы снова собрались вместе. И двинулись знакомым путем. Дорога тянула нас к себе…

Мы дошли до столба с автобусной табличкой, и тогда Ивка предложил:

— Давайте отдохнем здесь.

— Ты что, устал? — хмыкнул Вячик.

— Нет. Но здесь же остановка. Значит, надо постоять. Подождать.

Вячик хмыкнул опять:

— Чего подождать?

— Того самого, — сердито сказал я. — Автобуса. Ну, давай, Вальдштейн, хихикай…

Он пожал плечами: чего, мол, ты на меня взъелся?

Никто больше не спорил. Мы уселись неподалеку от столба на плоском камне-граните. Его округлые бока прятались в траве, а бугристая спина была подставлена солнцу. Искрились впаянные в серую поверхность чешуйки слюды.