Владислав Крапивин - Бабушкин внук и его братья

Мальчишка не отказался. Даже улыбнулся чуть-чуть. И когда мы с Ивкой двинулись вдоль витрин, он пошел рядом с нами. Будто так и договорились. Может, ждал, что мы продолжим свои вопросы?

Ивка спросил:

— А как ты спасся? Где?

— Зимой. Недалеко от Гудермеса…

Вот оно что! Я посмотрел на Ивку и сказал мальчику:

— Вот у него там брата чуть не убили. Он теперь в госпитале.

Ивка шел, опустив голову. И отдувал упавшие на лицо волосы. Мальчик шагал сбоку от него. Они друг на друга не взглянули, но… будто локти их сдвинулись поближе. Да…

Мальчик вдруг заговорил. По-прежнему хрипловато:

— Это как-то неожиданно началось… Сперва не стреляли и не бомбили, мы тогда жили в деревне у маминой знакомой. Отец сказал, что уйдет на три дня, и пропал. В горы ушел, там их окружили, но они прорвались… Мы радовались, когда узнали, что они прорвались… Мама не хотела, чтобы он уходил туда… Она говорила: «Зачем тебе, это не твое дело». Он все равно ушел…

Мама сказала, чтобы я принес воды, я пошел к колодцу, и тут налетели вертолеты. Все перемешалось. Я упал в яму и надел ведро на голову… Потом затихло. Я побежал к дому, а его уже не было… Потом пришли соседи, сказали, что никто не спасся.

Ну, потом я не все помню… Я жил у незнакомых людей. Думал, что за мной придет отец. Потом пришел раненый человек и сказал, что отец не вернется.

— Тебе, — говорит, — надо выбираться к своим.

Я говорю:

— К каким своим?

— Все равно. Главное, чтобы отсюда…

Несколько человек решили идти к железной дороге, я пошел с ними. Они кормили… Но однажды по шоссе стали стрелять из танков, все побежали кто куда, и я остался один. Пришел в какую-то деревню, названия не помню. Там был пункт…

— Какой пункт? — спросил я.

— Филь-тра-ци-онный… Кого-то пропускали, кого-то забирали. Крик такой… Двоих мужчин отвели и застрелили прямо у дороги. У всех требовали документы. А какие у меня документы? Я сунулся в обход, а там бэтээры. Один солдат схватил меня в охапку и говорит:

«Ты один? Тогда уходи. Детей без взрослых не пропускают, майор приказал всех ловить. Иди отсюда, кончить могут…»

Я спрашиваю:

«А чего я такого сделал?»

«Ты, может, и ничего, а вчера к солдатам подошли два пацана и говорят: где ваш командир? Солдаты сказали, что командир ушел в деревню. «Тогда получайте вы!» — и две гранаты в них. Кого-то ранило, кого-то наповал. Одного пацана тоже наповал. А второго не насмерть, но его добили. И сейчас отгоняют всех маленьких и даже стреляют иногда…»

Я ему говорю:

«Ни в кого я гранат не кидал. Я даже не ихний, смотрите, я совсем белый».

А он:

«Один из них тоже был белый, вас не разберешь…»

Я потыкался к одним беженцам, к другим. «Возьмите меня с собой». Все боятся…

Там были музыканты. Целый оркестр со скрипками. Их-то обещали выпустить…

— Откуда там такой оркестр, — сказал я. — Со скрипками — это же не военный, не духовой…

— Не знаю. Может, выступали перед солдатами и задержались из-за обстрела… Они ждали специального автобуса.

— А кто обстреливал?

Мальчишка глянул с недоумением:

— Разве там можно понять?.. На этих музыкантов солдаты тоже смотрели не по-хорошему. Кто-то говорил, что один скрипач носил в футляре не скрипку, а «калашников» и убежал к боевикам…

— Это правда? — шепотом спросил Ивка.

— Откуда я знаю. Может, и правда… Но музыканты, конечно, говорили, что нет. Что он задержался в больнице из-за какого-то приступа, поэтому его и нету среди них…

Там, в этом оркестре, был один старик. С большущим таким инструментом. Он его не оставлял ни на минуту. Другие музыканты смеялись: «Вы от него не отцепляетесь, даже когда в кустиках садитесь…» Один раз он и правда пошел с ним в кусты. Никакой будки для туалета там нигде не было, да он бы и не влез в нее с таким футляром… Ну, я подождал, пока он там в снегу… Подождал, а потом выбрался из-за куста и говорю:

«Дяденька, возьмите меня с собой на вокзал. Одного меня не выпустят…»

Он сперва испугался, вцепился в футляр. Потом понял и опять испугался:

«Как же я тебя возьму? Тебя же нет в нашем списке!»

«А я залезу в футляр. Я легкий…»

«А куда я дену инструмент?»

«Здесь оставите. Никто не заметит».

Он тогда и говорит:

«Мальчик, ты представляешь, какая дорогая вещь этот инструмент? Это все, что у меня есть…»

«А человек, значит, не дорогая вещь, да? Дешевле вашей музыки? Меня же здесь пристрелят…»

Он тогда посмотрел на меня через толстенные очки и спрашивает: