Зоя Воскресенская - Консул

И вот история с Петраковым. Опять провал. Как оправдается Вебер перед всемогущим начальником имперской службы безопасности Гиммлером?

И Вебер изощряется. Разрабатывает с Захаровым новую антисоветскую акцию. Захаров согласен на все. Разговаривают вполголоса. Катя прислушивается. Она подошла к закрытым дверям столовой. Приложила ухо. Да, она подслушивает и понимает, какой чудовищный план готовят они, враги Советского Союза, теперь и ее враги.

— Ты что так поздно? — спросил консул своего секретаря, глянув на настенные часы. — Опоздал на полчаса. Случилось что-нибудь дома?

— Да нет, — ответил смущенно Петя, — простоял в магазине в очереди больше часа. Люди закупают муку, сахар, мыло, соль просто мешками. Я такого никогда не видал. Ругают Гитлера последними словами. Боятся, что Гитлер расправится с Финляндией, как с Чехословакией. Очень сочувствуют чехословацкому народу. В очереди только и слышно слово "сота", "сота", "сота" (война, война, война).

— И вместе с тем распоясываются местные фашисты, — заметил Ярков. — Новый министр внутренних дел Урхо Калева Кекконен запретил партию "Патриотическое народное движение" и закрыл все фашистские газеты. Это был смелый и мудрый акт министра. Однако Верховный суд отменил это решение. Нам нужно сейчас быть крайне бдительными. Реакционные элементы искусственно накаляют антисоветскую атмосферу, пугают "красной опасностью". Вот опять с финской стороны обстреляли наших пограничников. — показал консул на лежащую на столе телеграмму. — Против нашего Антоныча возбудили судебное дело за автомобильную катастрофу, происшедшую якобы по его вине. Но именно благодаря искусству Антоныча дело обошлось без жертв. Наша машина разбита, а возмещения убытков требуют не с виновника аварии, а с нас. Или история с собакой. Безобидного веселого пуделя, который тявкнул на кого-то, превратили теперь в чудовищную собаку Баскервилей, требуют возмещения "за испуг", за испорченный костюм дамы, которая, испугавшись, прислонилась к свежевыкрашенному забору.

Над дверью замигал огонек.

— Пришел какой-то посетитель, — сказал Петя, — а до приема еще добрых полчаса.

— Ну, раз пришел, иди принимай, — сказал Ярков.

Через несколько минут Петя зашел и доложил, что посетитель хочет встретиться с консулом по очень важному и неотложному делу.

— Проси, — коротко сказал Ярков.

Посетитель, мужчина средних лет, переступил порог, держа в руках шляпу и широко улыбаясь, как старый знакомый.

— Здравствуйте, товарищ советский консул, — сказал он по-русски с иностранным акцентом.

— Вы — советский гражданин? — пожав протянутую руку, спросил консул и пригласил сесть.

— Больше, чем советский.

— Из будущего коммунистического общества? — улыбнулся Ярков.

— Вот именно. — Незнакомец посмотрел на портрет Ленина, висевший на стене, встал и поклонился ему.

— Покажите, пожалуйста, ваш паспорт, — попросил Ярков.

— О, видите ли, это очень сложный дело.

— Вам трудно говорить по-русски. На каком языке вы говорите? Какой язык ваш родной? — спросил Ярков.

— Я говорю по-фински.

Ярков нажал кнопку звонка. Вошел Петя.

— Садитесь, — сказал ему Ярков, — будете переводить. Спросите у него, какое неотложное дело привело его к нам? Как его фамилия, имя, гражданином какой страны он является?

— Я все понимаю, — ответил по-русски незнакомец. — Вы меня можете называть товарищ Лэнд. Это мой подпольный псевдоним. Я живу на нелегальном положении. Как жил в Германии несколько лет назад товарищ Димитров. У меня был радист, но охранка захватила его вместе с рацией. Молодой человек. Неопытный, не очень храбрый. Боюсь, что он меня выдал.

Ярков закурил папиросу и помолчал. Он вспомнил, что несколько дней назад в газете промелькнула заметка, что финская полиция арестовала радиста, захватив его вместе с радиостанцией, при помощи которой он был связан с "иностранной державой".

Петя смотрел на Лэнда почти с чувством умиления. Перед ним сидел коммунист-подпольщик, над которым нависла опасность.

— Я был делегатом всех конгрессов Коминтерна, — продолжал Лэнд. — Меня знают Вильгельм Пик, Георгий Димитров. Я слушал Ленина. Говорил с ним.

— На каком конгрессе Коминтерна вы слушали его последний раз? — спросил Ярков.

Лэнд прищурил глаза, потер виски, вспоминал.