Наталья Романова: Дайте кошке слово

Либо я в своем письме действительно неясно выразился, либо ты не приложила никаких усилий, чтобы понять то, что я хотел высказать. Перед тем как послать тебе это злополучное письмо, я лежал и вспоминал, как я, ты и Таня поступали в университет, как мы жили на первом курсе в Чашникове. И мне стало жаль, что практику второго курса проходят по кафедрам! Я пожалел (ну может человек пожалеть? Неужели за это на него должно обрушиться то, что обрушилось на мою бедную голову), я пожалел, что ты не пошла на кафедру биохимии вместе с Таней, вместе с половиной нашей группы и вместе со мной, в конце концов! И что ты на практике сейчас не в Москве вместе с нашими, а в Звенигороде с малознакомыми тебе людьми. И ты же сама писала мне, что скучаешь по группе. А если говорить серьезно, то я уверен, что ученый из тебя выйдет хороший, но на кафедре высшей нервной деятельности ты не останешься.

3. О сестрах.

Я написал, что у меня теперь есть две сестры: ты и Таня. Что я имел в виду?

Ты и Таня ко мне очень хорошо относитесь. Считаете ли вы себя моими товарищами или нет, не знаю. Но я могу видеть как в Тане, так и, в особенности (говорю без лицемерия, зачем мне оно нужно?), в тебе хороших товарищей. Если тебя это возмущает, что ж, извини, я тебе об этом больше не буду говорить. Эх, свет Григорьевна! Как бы я разгромил тебя, если бы мы не переписывались, а разговаривали.

Маме кто-то все-таки сообщил, что кость неправильно срастается и меня снова положили в больницу. Безобразие, ведь она в такой ответственной командировке.

Ну, пока. Желаю тебе разубедиться в своих выводах и сделать хорошую работу.

Жду ответа в твоем духе: испепеляющего.

Представляю, какие у тебя сейчас глаза! Наверное, вот такие.

Дальше нарисованы огромные, круглые, возмущенные глаза и надпись:

Глаза самые что ни на есть характерные для Ирины свет Григорьевны.

Лаборатория земноводных расположена в одноэтажном деревянном доме на Верхних дачах. Николая Ивановича в лаборатории нет. У окна за столом сидит студент.

— Вы не знаете, где Николай Иванович?

— Скоро будет.

Сажусь, жду.

Чашниково. Да, это было в прошлом году в это же время. Витька определял нам с Таней растения. Он их здорово знал. Называл любое по-латыни без всяких определителей. А над русскими названиями задумывался. Из-за него до сих пор я не умею пользоваться определителем.

«Представляю, какие у тебя глаза…» Дурак… «Если говорить серьезно, ученый из тебя выйдет хороший». А я не то что работу сделать, темы еще никак не могу выбрать. На работу дается всего девять дней. Это действительно очень мало. Как зовут этого парня? Он, кажется, из бывшей третьей группы. Рассматривает головастиков под лупой. Наверное, взял работу по земноводным.

— Простите, вы не знаете, какие темы у Николая Ивановича?

— Нет, не знаю.

— Вы еще не разговаривали с ним о темах?

— Николай Иванович сказал, чтобы я сначала научился по определителю различать головастиков.

— А это сложно?

— Не очень.

— Научите меня. Только… как вас зовут?

— Сева.

— А меня Ира.

Пересаживаюсь к лупе. Смотрю на головастика. Головастик лежит на спине.

— Головастиков различают по числу рядов роговых зубчиков, — объясняет мне Сева. — У этого головастика четыре ряда, значит, это головастик травяной лягушки. А если бы здесь было три, то это был бы головастик озерной лягушки.

— И все?

— Все.

— А для чего эти зубчики?

— Это «молочные зубы» головастика.

— У вас здесь только головастики травяной лягушки?

— Да.

— Можно, я еще посмотрю на какого-нибудь головастика?

Головастики плавают в кристаллизаторе. Это большой стеклянный сосуд. Вылавливаю одного головастика и кладу на часовое стекло. Часовое стекло действительно похоже на стекло от карманных часов, только оно несколько больше и сильнее вогнуто. Головастик кружит по часовому стеклу, и я никак не могу препаровальной иголкой перевернуть его на спину.

— Такого трудно перевернуть. Надо было взять головастика побольше. Отлейте воду и переворачивайте двумя иголками.

Головастик скользит под иголками. Наконец перевернулся. Считаю: раз — ряд, два — ряд. Головастик отсвечивает. Больше рядов не видно. Верчу зеркальце лупы и направляю свет по-другому. Опять считаю: раз — ряд, два — ряд. Нет, здесь только два ряда, а не четыре.

— Сева, а у этого головастика почему-то только два ряда зубчиков, а не четыре, как, вы сказали, должно быть у головастиков травяной лягушки. Смотрите. — Я отодвигаю голову от глазка лупы и придерживаю рукой часовое стекло, чтобы головастик не исчез из поля зрения. (Сева нагибается, смотрит в глазок.) Видите?