Владимир Марченко: Подорожники

Георгий Сидорович поёжился, передёргивая плечами, продолжал:

– Прячу кинобанки в лесополосе. Веду Надю по полю. Она спотыкается. Часов у меня нет. Смотрю на Полярную звезду, ищу Большую медведицу. Возможно два часа. У Нади жар. Вырыл нору в соломе. Сижу. Надо что-то делать. А вдруг умрёт. Такая она мне стала родная, хоть плачь от жалости. Что-то или кто-то меня как будто бы подкинул. Вылез я из соломы. Пошёл за скирду. Что вы думаете? Стоит трактор ДТ с волокушей. Аж подпрыгнул. Повозиться пришлось. Пускач ревёт. Двигатель раскручивает, но не запускается. Топливо есть. Всё в норме. И всё же зарокотал он, дорогой. С большим трудом умостил Надю в кабину. Она сознание теряет. Ничего не понимает. Прижала к себе свой мешок и отталкивает меня.

– Что дальше? – нетерпеливо спрашивает Лёха. – Спас девушку? И не поцеловались ни разу?

– По деревне еду. Грохот, сами понимаете, на всех парах. Это счас асфальт, а тогда песок и мурава – по проезжей части улиц. Положили Надю. Я – мешок с собой, в киносеть. Утро. Рано. Никого. Кинобанки выгрузил. Хоть кому бы сдать. Надо было на почту везти, а я знаю? Куда? Приехал на мотоцикле киномеханик, взглянул на банки.

– Где ещё одна?

– В трактор. Нет.

– «Кардинал Ришелье», – называет номера частей. Я – не соображаю. Потерял в темноте.

– Акт пишем на Григорьеву, – Начальник этой конторы приходит… Акт составляют. Говорю, что поеду и найду этого «кардинала». Спрашивают Надю. – Подвёл человека по монастырь. И директора подвёл. Везде и во всём виноват. Не могло же банку с лентами ветром укатить. Там она лежит. Недалеко от телеги. Беру акт и читаю. Двенадцать тысяч рублей. Поймите, говорю, человек при смерти лежит. Он не виноват. Это я потерял. На неё написали. Найду я сейчас. Поеду и привезу. Ругались, ругались. Тут пришёл какой-то дядя. Неведома, кто и откуда. Потом я узнал из райкома инструктор. Попёр на меня, что называется буром. Телегу покатил, как говорят. Наглец. Пошёл к трактору. Он меня хватает за рукав. Дёрнул я его, он – упал. У меня наган выпал из кармана. Какие-то тётки со швабрами стояли. Визг. Крик. Набросились на меня и связали. Сижу связанный, и оправдываюсь. Меня никто не хочет за честного человека признавать. Банки нет. Лезут мешок открывать. Ору им – не имеете права! Это государственные деньги. А у меня никаких документов с собой нет. Всё в машине оставил.

На мотоцикле приехал милиционер. Выслушал. Всё понял. Позвонил в совхоз наш. Сообщил, что да как. Мне трубку дал. Я – добавил, что Надю в больницу уложили, без памяти она. Кинобанку я в лесополосе потерял. Сейчас пойду деньги сдавать в сберкассу. Милиционер помогает. Требует деньги пересчитать. Подписали мне бумаги.

– Нашли банку? – не утерпел Тишин. Мне показалось, что он чем-то недоволен. Резко встал, посмотрел на часы и покачал паяльную лампу, пытаясь определить, сколько осталось в бачке бензина. Скирдин продолжал рассказ, который я немного приукрасил, снабдив малозначащими пояснениями и дополнениями.

– Куда же она денется. Поставил я трактор на место. Милиционер уехал с этой лентой. Пошёл я пешком. Несу запчасти. Милиционер вернулся. Душевная милиция. Довёз меня до гаража. Что Надя? Через три дня приехала. Сын у нас и дочь. Юрка из армии должен придти. Обещал в марте…

Тишин включил переноску и резко придвинулся к сидящему Георгию Сидоровичу.

– Так вот ты каков, – усмехнулся Лёха. – Фантазёр. А вы тут уши развесили. Сидим. Слушаем. Наврал он. Не так всё было. Расскажите, пожалуйста правду, как всё было на самом деле.

– Так и было. – удивился наш спутник, почесал небритый подбородок.

– Тебя удавить надо! Тварь ползучая.

Мы с трудом оттащили Тишина к борту. Удивлённо смотрели на парня и Скирдина. Пожилой мужчина вёл себя довольно странно. Никодимов откинул брезент. В ночной тишине сверкали на чистом небе звёзды. Очень далеко, в степи просматривался одинокий свет фонаря или прожектора. Вероятно, это был полевой стан бригады.

– Что случилось? – недоумевал Никодимов. – Расскажи, Алексей.

– Нет уж. Пусть он поведает свою историю. Только честно.

– Я – всё рассказал, – дёрнул плечом мужчина. – Если ты, что-то знаешь, так и расскажи, где я неправ, что не так.

– Расскажу. – Загорячился Тишин, вынимая сигареты, и усаживаясь на борт кузова. – До Нового года есть время, но пить я с ним не буду. Почему? Потому. Сволочь первого сорта. Вот он кто. Прикидывался добреньким…

– Поясни, – потребовал я, рассматривая лёд в ведрах с водой. Мы надеялись, что вода не замёрзнет вся. Изредка прогревали её, чтобы утром залить в двигатели, не тратя много времени на таяние снега.