Джинн Бёрдселл - Пендервики

Кто-то постучал в дверь. От неожиданности Розалинда дёрнулась и ударилась головой о раму.

— Розалинда, ты тут?

Скай. Розалинда тихо опустила сетку на место и открыла дверь.

— Что случилось?

— Ничего. А почему что-то обязательно должно случиться? — Скай зашла в комнату и села на кровать.

— Ничего так ничего. Будем считать, что ты всегда целыми днями сидишь запершись у себя в комнате, выходишь только к ужину, рычишь и смотришь на всех волком.

— Что, я так себя сегодня вела?

— Да. — Розалинда тоже села и стала ждать. Торопить Скай не имело смысла, с ней всегда требовалось терпение.

Терпения потребовалось немало. Сначала Скай оглядела всю комнату. Поболтала ногами. Потом несколько минут смотрела в потолок. И наконец спросила:

— Ты когда-нибудь выходила из себя?

— Ну, помнишь, я же накричала на тебя, когда ты сожгла печенье.

— Нет, я имею ввиду другое… Когда человек совсем выходит из себя… делается как помешанный.

— Ну, тогда… как-то Томми Гейгер выхватил у меня читательский дневник, который я писала всё лето, и утопил в луже. Я обзывала его всякими нехорошими словами.

— Розалинда, это ж было сто лет назад! Ты тогда училась в третьем или четвёртом классе.

— А больше я не помню.

Скай опять подняла глаза к потолку. Терпение у Розалинды начало иссякать. Если Скай немножко не подтолкнуть, подумала она, так можно всю ночь просидеть.

— Ты сегодня вышла из себя?

— А ты откуда знаешь? Д-да, я вышла из себя, это было у миссис Тифтон. Я ей наговорила… — Скай запнулась. — Но она первая начала. Она говорила ужасные вещи, и я просто не могла сдержаться.

Розалинда, конечно, понимала, что она должна отругать Скай. Пендервики не выходят из себя, когда разговаривают со взрослыми. Особенно если они только что пообещали вести себя с этими взрослыми как леди. Или как джентльмены, не важно. Но что за ужасные вещи говорила миссис Тифтон? Надо бы сперва выяснить.

— Какие ужасные вещи?

— Про маму.

Это прозвучало как пощёчина. Вздрогнув, Розалинда оглянулась на тумбочку, где стояла мамина фотография. Мама, любимая мама. В тысячу, в миллион раз лучше какой-то миссис Тифтон.

— Да как она может?.. Что она вообще знает о нашей маме?

— Ничего. Я ей так и сказала.

— Правильно сделала.

— Значит, ты не сердишься, что я вышла из себя?

— Н-ну… — Розалинда колебалась.

— И про остальных она тоже наговорила кучу гадостей. Про меня сказала, что я нахалка и ищу, где бы напакостить, а Бетти — странная и ненормальный ребёнок, а ты бегаешь за Кегни, как влюблённая собачонка, и скоро парни перестанут с тобой церемониться, и тогда прости-прощай твоя невинность…

— Моя… — Это было хуже пощёчины. Розалинде показалось, будто на неё вылили ведро скользких вонючих помоев. Она отвернулась и бросилась лицом в подушку.

Скай опешила. Ну вот, опять. И кто её за язык тянул?

— Розалинда, прости, мне не надо было этого говорить…

— Нет. Хорошо, что сказала. Но теперь иди. Мне надо побыть одной.

— Но я…

— Иди.

Нельзя лежать так вечно, сказала себе Розалинда. И сама же ответила: можно. Сколько захочу, столько и буду лежать. Встану, только чтобы сесть в машину и ехать домой, в Камерон. Зато никого больше тут не увижу. И меня никто не увидит. И хорошо. Наверно, не одна только миссис Тифтон, а все, все догадались, какая я была дура. И тётя Черчи, и Гарри, и этот противный Декстер… И Кегни тоже?

Розалинда повернулась на другой бок. Она лежала так уже два часа — ничего не делала, только думала и думала всё об одном и том же. Когда мистер Пендервик зашёл пожелать ей спокойной ночи, она притворилась спящей, и он укрыл её одеялом и выключил свет. Она почувствовала себя предательницей: раньше она никогда не обманывала папу. Вот что любовь делает с людьми.

Любовь ли это? В последние недели Розалинда часто задавала себе этот вопрос. Мама Анны говорила, что любовь — это такое чувство, будто тебя переехал грузовик. Розалинда сейчас ощущала себя так скверно, будто её и правда переехали. Но всё же вряд ли это был грузовик, скорее мотоцикл. Да и неизвестно ещё, можно ли вообще любить человека, если он тебя не любит. И, главное, если ты с ним ни разу не целовалась. Анна уверяла, что нельзя. Хотя у Розалинды имелись сомнения на этот счёт. Можно ведь целоваться и не любить. Она же точно не любила Нейта Картмелла, когда он поцеловал её в день святого Валентина. Или Томми Гейгера, которого она сама чмокнула в щёку, проспорив Анне. Но всё это были эпизоды из далёкого детства — совсем, совсем не то, что целоваться с Кегни.