Юрий Томин - Повесть об Атлантиде

— Я хочу, чтобы им всем было лучше… — отвечает Виктор Николаевич после раздумья. — А они не понимают… Скажите, Платон Яковлевич, — долго так будет?

Директор смеется. Он такой большой и грузный, что в такт смеху начинает вздрагивать стол и лампа на нем, и в чернильнице ходят фиолетовые волны. И только теперь Виктор Николаевич верит, что слова директора — не лекция.

А Петькин путь прям, как стрела: по коридору, с разбегу в дверь и — каникулы.

Юрка и Димка ждут у ворот.

— Исключили?

— Ну да! Поговорили просто. На свою тетрадь.

— Петька… — растроганно говорит Юрка. — Я отдам тебе два патрона шестнадцатого калибра. Ты у меня просил, — помнишь?

— А чего у тебя в тетрадке?

Юрка раздумывает несколько секунд.

— Ладно. Я никому не говорил, а вам скажу. Айда на берег!

Возбужденные и радостные, они мчатся по улице, потом — по берегу. Они швыряют портфели с откоса и скатываются вниз в облаках пыли. Они перестали быть учениками. Впереди — лето!

«С севера к Атлантиде подступали высокие горы. После захода солнца долго, будто остывая, розовели их вершины. Горы нависли над страной. Они пугали людей своей молчаливостью и казались безжизненными. Только те, кому не было места внизу, уходили в горы. Так поступали приговоренные к смерти, если им удавалось бежать. В горы ушли однажды двадцать рабов, назначенные в жертву ненасытному Солнцу. Солнце было богом атлантов, луна — братом бога. Но рабы не хотели умирать во славу чужих богов. Ночью они задушили обоих стражей и ушли в горы.

Они шли всю ночь и к утру забрались так высоко, что с любого открытого места в городе можно было видеть черные точки, ползущие по камням… потом — по снегу… потом… Потом они исчезли. Их не стали преследовать, ибо знали — оттуда никто не возвращается.

А Солнце получило других.

В этой прекрасной и богатой стране было много рабов. От поколений рабов, завезенных первыми атлантами, произошли новые поколения. Многие из детей, родившись рабами, не знали об этом, пока не вырастали, пока раскаленное клеймо не касалось их спин, и тогда они начинали работать наравне с остальными.

Иногда корабли привозили новых: широкогрудых, с черно-лиловой кожей, с курчавыми волосами — из страны, где за душными лесами лежали раскаленные пески, или — гордых, с золотистой кожей, с глазами черными и блестящими, как влажные сливы — они были с островов моря, лежащего на востоке, за узким проливом.

Многие из них были так же стройны, мускулисты и красивы, как свободные жители Атлантиды. Но жили они в пещерах, выкопанных прямо в земле, и только наиболее искусным из них разрешали строить хижины. Среди них были оружейники, изготовлявшие мечи, которыми перерубали медные полосы толщиной в руку; были резчики, вырезавшие цветы из кости; камнетесы, пригонявшие громадные плиты так, что между ними нельзя было просунуть волос; были кузнецы, которые ковали ошейники и цепи для самих себя.

И среди них не было ни одного, кому не снилась бы родина. Одни помнили ее сами. Те же, что родились здесь, узнавали о ней из колыбельных песен. Ночью рабы были свободны. Сны уносили их далеко в море: они плыли вдоль знакомых берегов, волны подхватывали их лодки и выбрасывали на родную землю. Они подолгу лежали на влажном песке, вдыхая запах соли, видели зеленовато-голубую кромку леса и столбы дыма, поднимавшиеся над деревьями. Там были их хижины. Они вставали и шли к дому, не оглядываясь, уверенно, потому что снова были свободны.

А утром их поднимали окрики стражей, и они опять принимались рыть землю, рубить камень, таскать воду в сосудах из шкур, и Солнце — неутомимое, беспощадное божество — не мигая, смотрело на них сверху и жгло их спины.

Рабы выполняли все тяжелые работы, и потому труд свободных атлантов был легким и радостным. И в своих песнях атланты прославляли себя самым мудрым и великим племенем на земле, ибо верили, что только великий народ может покорять другие народы.

Но однажды появился среди них истинно великий и мудрый. И он был раб.

Он родился здесь, на острове Азорида. Он был строен и гибок, и мышцы его были крепче слоновой кости. Он был рабом, но высоко держал голову, и его господин — жрец храма Солнца — если бы не был стар, то не взял бы его к себе в дом, ибо раб, который смотрит в глаза своему господину, — плохой раб. Но жрец был стар и плохо видел, он был доволен.

Раб заменял ему глаза и уши. Когда жрец, напрягая зрение, рисовал священные письмена или расположение светил на небе, раб стоял сзади, покорный, готовый к услугам.