Владислав Крапивин: Колыбельная для брата. Повесть

Женька тихо засмеялась, присела на уголке дивана.

- Не смешно, - печально сказал Кирилл. - Больше всех смотрела девочка. Очень красивая девочка, с черными глазами. Я потом таких красивых ни разу не видел… Ходила с мамой по фойе и все на меня поглядывала. А потом в зале на меня оглядывалась… Ну, и я тоже. Забилось мое бедное сердце.

- Ты будешь писателем, Кирилл, - сказала Женька.

- Я буду парикмахером и никогда не стану коротко стричь детей…

- Ну а что дальше?

- Дальше? Тяжело вспоминать… Ну, ладно. Кончился спектакль, они одеваются, а я кручусь рядышком, будто нарочно. И вдруг она маме говорит громким шепотом: «Посмотри, какие у мальчика громадные уши…»

Кирилл сделал траурное лицо и замолчал.

- А потом? - с улыбкой спросила Женька.

- Что «потом»… Пришел домой, сорвал галстучек и хотел отрезать себе уши. Но все ножи оказались тупые. Тогда я поклялся до гроба ненавидеть девчонок. А на сердце до сих пор трещина… Вот такие дела, товарищ председатель совета отряда…

Он думал, что Женька улыбнется, но она сидела с опущенной головой и машинально наматывала на палец русую прядку. Потом все же улыбнулась, но как-то не так. Слишком задумчиво. Исподлобья глянула на Кирилла и вдруг сказала:

- А какие мы смешные были тогда… Между прочим, в третьем классе я в тебя целый месяц была влюблена…

Кирилл вдруг почувствовал, что сейчас покраснеет. Однако взял себя в руки:

- Что же ты молча страдала? Счастье было так возможно… Хотя что ты во мне нашла? Я был заикой.

- Дурак ты был, - со вздохом сказала Женька. - И сейчас дурак.

«Сама», - хотел сказать Кирилл и вместо этого неожиданно спросил:

- Слушай, Черепанова, ты в самом деле думаешь, что я украл кошелек?

Она стала розовой, как ее гольфы и бантики на платье.

- Что ты глупости говоришь…

- Тогда зачем пришла? - тихо и серьезно спросил Кирилл. - Чтобы дураком назвать?

- Ну, раз Ева Петровна послала… Разве лучше, если бы кто-нибудь другой пришел? Могли столько наговорить…

- Ну и пусть. Мне все равно.

- Кирилл! - удивленно сказала она. - Ты, что ли, нисколько не боишься неприятностей с родителями?

Кирилл посмотрел на Женьку спокойно и снисходительно:

- Подумай сама, чего мне бояться, если я не виноват? У меня, слава богу, нормальные мама и папа, а не людоеды и не пугала.

- Ева Петровна скажет…

Кирилл перебил:

- Что скажет? Если все на свете Евы Петровны будут говорить, что я жулик, родители все равно не поверят. Они-то меня с пеленок знают.

- Она скажет, что ты грубил.

- Не грубил, а спорил. Меня вором называют, а я должен соглашаться?

- А что тебе мама сказала, когда ты… ну, рассказал про это?..

- Что она сказала? - Кирилл поднял глаза к потолку. - Ну… она сказала: «Кирюша, не забудь, что на плите кипит молоко… Соску вымой кипяченой водой… Не скучайте, я скоро приду…» Она в самом деле скоро придет. Подожди.

Женька встала.

- Зачем ждать? Я пойду…

- Как вам угодно, сударыня, - сказал Кирилл и вдруг почувствовал: не хочется ему, чтобы Женька уходила. Конечно, ничего особенного, но… лучше бы еще посидела. Наверно, просто скучно одному.

И он не огорчился, когда Женька обернулась на пороге и спросила:

- А это что за корабль? На фотографии…

Над письменным столом висел большой, тридцать на сорок, снимок. «Капитан Грант» был сфотографирован с кормы. Из-под ахтерштевня вырывалась бурная струя. В гака-бортном фонаре искрилось солнце. Верхушки мачт не вошли, зато нижние половины парусов - с люверсами, шнуровкой на гиках, блоками и частыми швами - получились рельефными, как на стереоснимке. Полотно туго выгибалось под ветром.

Алька Ветлугин, сидя на планшире, выбирал гика-шкот. Валерка был у бизани - из-за гакаборта торчала его голова. Юрок не было видно - они сидели низко. Саня стоял на палубе рубки, вцепившись в ванты, а Митька-Маус, как всегда, устроился на носу, у бушприта, над которым вздувались кливер и стаксель.

А Кирилл стоял у штурвала. Чтобы сделать снимок, Дед окликнул его с лодки, и Кирилл оглянулся. Лицо его было сердитым: рулевого не следует отвлекать на таком ходу, да еще перед поворотом…

- Это ты где? - опять спросила Женька. - Это по правде?

- А что, по-твоему? Декорация в драмкружке?

- Ну… я просто спросила. Это какой корабль?

- Крейсерский парусник типа «гафельный кеч» с бермудской бизанью и треугольным гаф-топселем, который в отличие от рейкового топселя крепится фаловым углом непосредственно к топу грот-стеньги, - отрапортовал Кирилл. - Все ясно?