Тамара Лихоталь - Здравствуй, сосед!

— Давай на всю ногату! — и подставил свою шапку.

Вишена с Васильком опомниться не успели, как в круглой бархатной шапке Бориса оказалась груда пряников.

— Ешь, Вишена. И ты бери, — сказал Борис Васильку.

Мальчишки не заставили себя долго упрашивать, схватили по прянику. До чего же они сладкие, с крепким медовым духом. Так и тают во рту. Но прежде чем надкусить пряник, мальчишки не забывают поглядеть, что на нём нарисовано. Уже насчитали трёх зайцев, двух оленей, двух петухов, птицу с большим клювом да девицу с длинной косой.

Вскоре шапка Бориса опустела. Мальчишки снова протискиваются сквозь толпу. Впереди Василёк. Он знает, куда вести. Ведь у его отца на торгу тоже своя лавка.

Вдруг среди общего гомона прорезался тонкий заливистый свист. Где-то совсем рядом. То звенит едва-едва, то зальётся соловьиной трелью. Поглядели, а там… Всё кругом горит, сверкает яркими красками. Будто и в самом деле на истоптанной множеством ног земле присели сказочные жар-птицы. Это расположились со своим товаром гончары. Миски и плошки, горшки и корчажки, кувшины и чашки… Обливные! Расписные! А ещё увидели: у самого прохода сидит старик. А перед ним на разостланной тряпице стоят глиняные игрушки — птички и погремушки. Потрясёшь погремушку — загремит. А птички… Грудки — жёлтые, крылья — красные, хвосты — синие. На спине — дырочка. Не простые это птички. Поднесёшь её к губам, как этот старик, она и подаст голос.

Василёк взял птичку и засвистел. Громко — хоть уши зажимай. За ним Борис попробовал. Тоже хорошо получалось у него. Протянул руку и Вишена. Но старик строго сказал:

— Не покупаете, так и трогать незачем. Ишь нашлись свистуны! Даром свистеть каждый захочет!

Борис вытащил свой кошелёчек. Он был пустой. Пожалел Борис, что всё отдал за пряники, но делать было нечего. Пришлось положить птичку на место. Вишена только вздохнул — у него-то и вовсе ничего не было. Зато Василёк… Василёк был доволен. Хорошо, что он не растратился. И пряников поел вволю, и птичка у него будет. Он спросил у старика, сколько стоит птичка, и не спеша расплатился.

Теперь Вишена и Борис не боялись отстать от Василька. Если Василька не было видно в толпе, то уж слышно, где он находится, было отлично.

А Василёк всё шёл и шёл дальше. На прилавках ткани — и грубый холст, из которого шьют одежду смерды, и тонкие мягкие сукна, и нарядный шёлк. Но мальчишкам всё одно. Они бы, не останавливаясь, прошли дальше, но их внимание привлёк громкий спор. Ссорились толстый купец и немолодая, богато одетая покупательница. Женщина долго выбирала и разглядывала ткань. Продавец терпеливо то раскидывал её по прилавку, то поднимал, перевесив через руку. Поворачивал то в тень, то к солнцу. Расхваливал: такой ткани на всём торгу не сыщешь. Покупательница твердила своё: есть ещё и получше. Наконец сторговались. Купец взял локоть — гладко обструганную планку, которой обычно отмеряли ткань. Намотал раз, два… Отхватил ножницами отмеренное: «Носи на здоровье!» Вдруг голос из толпы:

— А локоть у купца меньше, чем положено!

Что тут началось!

Купец:

— Локоть и есть локоть. По ивановскому меряный.

Покупательница:

— Меня не обманешь! Я сама купецкая жена!

А зевака из толпы:

— Веди его к Ивану! Там разберёмся.

— К Ивану! — подхватила толпа. — Пошли к Ивану.

— К какому это Ивану они хотят его вести? — спросил Вишена.

— К Ивану на Опоках, — ответил Василёк.

— Так ведь это же церковь! — удивился Вишена.

Между тем купец, громко ругаясь, свернул ткань, перекинул через плечо, схватил свой локоть и зашагал, окружённый толпой, куда-то на другой конец торга.

— Пойдём? — спросил Вишена.

И все трое двинулись вместе с толпой. Так и шли — кричащий купец со своей тканью на плече, сердитая купеческая жена, зеваки и Вишена с Борисом. А впереди бежал Василёк и свистел заливисто в свою свистульку.

В церковной пристройке было тихо и пусто. Продавец позвал кого-то. Ему ответили. Высоко подняв над головой деревянный локоть, продавец прошёл дальше в глубь помещения. Вишена не сразу разглядел, что он делает. А купец подошёл к человеку, который только что откликнулся ему из темноты, и что-то взял у него из рук. Присмотревшись, Вишена с удивлением увидел, что это был такой же локоть, как и тот, что держал в руках купец.

— Вот смотри: равные — что мой, что ивановский! — показал купец покупательнице.

Та молчала, не спорила больше. А продавец продолжал кричать, что он честный купец и не позволит позорить своё имя. Толпа зевак вокруг зашумела. Только что они ругали купца, грозились, что несдобровать ему. Теперь же стали на сторону продавца и ругали притихшую женщину: нечего, мол, возводить на человека напраслину.