Юн Эво - Солнце — крутой бог

Понедельник. Типичный понедельник, думаю я. Даже это мне не удается. Но, может быть, хорошо, что мы не встретились. Этот чувак вызывает во мне неприятное чувство. Сам не знаю почему. Но я весь дрожу. Несколько минут я сижу, чтобы собраться с силами и двинуть домой.

Понедельник, Братья & Сестры, понедельник. Ничто не в силах прикончить человека так, как понедельник.

Настал новый день, и мир вздохнул с облегчением. Как ни странно, но понедельник я пережил. Похоже, и Солнцу сегодня тоже полегче. Я позволяю ему согреть меня на крыше элеватора, и оно принимается за дело, одаривая меня обильными лучами. Я все еще еле двигаюсь, но Солнце блаженно согревает мои останки.

Неожиданно мне на рожу падает тень. Я уже был готов погрузиться в сладкий сон, когда непонятная тень коснулась меня и накрыла темнотой.

Сперва я решил, что это самолет. Или, может быть, чайка. Но тень не двигается. Она накрывает меня, и я лениво пытаюсь смахнуть ее с себя, как назойливую муху.

— Проснись, пигмей! — говорит тень и толкает мою ногу.

Я открываю глаза и вижу силуэт на фоне Солнца.

— Это сон, — бормочу я и поворачиваюсь на бок.

— Навостри уши и слушай меня, — говорит тень, будто она не сон, а самая что ни на есть суровая действительность.

Я снова открываю глаза. Мужик. Через руку у него перекинут плащ. Рожи его я не вижу. Просто черный вырезанный силуэт стоит между мною и Солнцем. Я не спускаю с него глаз. Он остается видимым невидимкой. Но я уже знаю, что это мой чувак в плаще.

— Если ты перестанешь донимать меня по вечерам, то избежишь встреч со мной по утрам, — говорит он.

— А если не перестану? — спрашиваю я. Мне ни капли не страшно. Ведь он — только тень.

— Тогда за эту территорию начнется война, — отвечает он, и я холодею, потому что понимаю, что он говорит серьезно. Он — не тень. Чувак в плаще — человек из плоти и крови, и никто не знает, чем все может кончиться.

Я приподнимаюсь, поджимаю ноги и отодвигаюсь назад. Нащупываю пальцами край крыши и на один миг мне кажется, что сейчас я с нее сверзнусь.

— А можно полюбопытствовать, кто ты такой? — спрашиваю я. Я не падаю, я весь подбираюсь.

Он не отвечает. Похоже, он думает. Мне кажется, я слышу, как мысли бегают у него в башке, точно хомяк в колесе.

— Я… — начинает он, но голос у него срывается.

Он, явившийся мне из фильма ужасов, сам чего-то боится!

— Я — солнце. Или луна. Или сам черт, — выдавливает он наконец. И я слышу, как он с трудом выговаривает слова. Словно каждое его слово на вес золота. Он стоит на крыше такой взрослый, и все-таки кажется, что это самый обычный парень.

Вроде меня.

И у меня не пропадает желание узнать, кто же он на самом деле.

Ведь каждый человек что-то собой представляет. Вы согласны со мной. Братья & Сестры?

У всех за фасадом что-то кроется.

За выражением лица.

За этой потрясной непринужденной рожей, предупреждающей: не-подходи-и-не-шути-со-мной-потому-что-я-самый-крутой-тип-на-свете.

И я решаю немедленно познакомиться поближе с этим чуваком. Главное, не сдаваться.

Но чувак в плаще исчезает так же внезапно, как появился. Я сижу, пораженный, и спрашиваю себя, уж не снится ли мне все это.

— Нет, — говорит Солнце. — Все так и есть. Не вмешивай меня в свои делишки, но этот путь вполне тебе подходит. Ведь ты стремишься стать взрослым.

Я благодарю за подсказку. И кружу по городу, не в силах решить, кого ищу, Маленькую Бурю или чувака в плаще. Я словно стрелка весов. С одной стороны тянет чувак в плаще, с другой — Маленькая Буря. И мне, находящемуся в центре, надо бы уже что-то понять, но я ни черта не понимаю.

Дома в почтовом ящике я нахожу письмо от Каролины. Странно, что оно такое толстое. Нехилый прикол — ведь я ждал маленького клочка бумаги. Или вообще ни клочка. Нет, признаться, я ничего не ждал. Письма — это мой конек. Но, похоже, она решила ответить мне по-настоящему. Ведь я в своем письме спрашивал, есть ли у меня хоть какая-нибудь надежда. И вот ответ.

Я сижу в комнате, письмо я еще не открыл. Оно лежит передо мной на кровати. Как государственная тайна. Как святыня. Наверное, мне следует зажечь свечу? Прочитать молитву или притвориться, что это причастие?

Я открываю письмо, словно это подарок от рождественского ниссе. Словно я молокосос, у которого в каждом глазу по елке. Сперва я надрываю один угол. Потом другой. Похоже, там лежит большой лист бумаги, сложенный во много-много раз. Что за бред! Наконец я открываю письмо и вижу большой лист упаковочной бумаги, и он действительно сложен во много-много раз. От любопытства я хватаю его и разворачиваю. Из конверта выпадают два моих письма к Каролине, а это явно недобрый знак. Но все-таки у меня еще есть надежда на ответ.