Юн Эво - Солнце — крутой бог

— Пожалуй, никаких, — отвечает Рейдар. — Тишина. Жара убивает все на корню. У меня есть кое-что в запасе, но это позже….

— У тебя всегда есть кое-что в запасе.

— Нет, на этот раз все иначе.

— Так я тебе и поверил, Дон Жуан чертов.

— Мудила ты, — отвечает он и лыбится. Я это слышу по его голосу. — Так как насчет вечера?

— Думаю, ничего не получится, — говорю я и чувствую, что наш разговор идет по кругу. Он совершенно бессмыслен. Я заглядываю в кухню и понимаю, что мясо хочет, чтобы его перевернули. — Мне пора, — говорю я. — У меня свидание с мертвым зверем.

Я мчусь на кухню и переворачиваю мясо. Запах офигительный. Шипение сковородки заглушает музыку. Поэтому я усиливаю громкость. До прихода мамы.

— Приглуши звук, — говорит она, как обычно, — а то так и умрешь шестнадцатилетним.

— Это панк-группа, мамаша. Они играют тот же концерт, что когда-то играли «Вандалы».

Мама смотрит на меня таким взглядом, что я убираю звук, и он ползет из динамиков едва слышным хрипом.

Мама скрывается в ванной. Вскоре вваливаются Сёс и папаша. Я накрываю на стол.

— Гм-м… — хмыкают они и садятся. Они уже глотают слюнки.

— Мы сегодня что-то отмечаем этим бифштексом? — сухо, как умеет только она, спрашивает мама. Все смотрят на меня, и я подтверждаю ее слова. Родичи понимают, что расспрашивать бесполезно. Я это ценю. Картофель фри и соус получились отлично. Всем нравится. Я кладу сверху мясо. Куски немного ужарились, но, по-моему, выглядит неплохо.

Над столом повисает подозрительная тишина. Я сажусь на свое место и смотрю, как они недоверчиво ковыряют мясо. Папаша пытается отрезать кусочек. Наконец ему это удается. Сёс качает головой. Ей тоже удалось положить в рот кусочек мяса.

— Кажется, нам обещали бифштекс? — спрашивает папаша. Мне этот вопрос не по нутру. Я тоже режу мясо. Оно жесткое. Как резина. Я его явно пережарил… Конечно, пережарил, возражать бесполезно. Его будто жарили на сварочном аппарате.

— Ты сам его прикончил? — спрашивает Сёс. Но подозрительный блеск в ее глазах нравится мне еще меньше, чем вопрос.

— Надеюсь, ты не будешь устраивать нам праздники каждый день? — спрашивает мама и налегает на соус с картофелем. — Мои зубы этого не выдержат.

— Думаю, дорожная служба сможет использовать эти бифштексы как подстилку под асфальт. Ты читал инструкцию? — спрашивает папаша.

— Я слышала, что в армии применяют новый тип гранат. Может, это такие гранаты? — говорит Сёс.

— Спасибо, Адам, я уже сыта, — говорит мама. — Хочешь доесть мой кусок? Все-таки это бифштекс!

Тут все начинают смеяться, и я понимаю, что…

О'кей.

Я все понимаю. И признаю, что мясо получилось на любителя…

Признать это не просто, и чтобы доказать, что мясо все-таки съедобно, я остаюсь за столом и жую, жую, хотя все уже давно встали и занялись своими делами. Жую только себе назло. Я читал в интернете, что от укусов москитов и ударов ослиных копыт каждый год гибнет больше людей, чем в авиакатастрофах. Но не знаю, есть ли статистика, сколько людей умирают от несъедобных бифштексов. В животе у меня все слиплось в единый ком, в середине которого бродит мясо, или, вернее, то, что когда-то им было.

Родичи уезжают на дачу, а Сёс повисла на телефоне. У нее в Бергене есть жених, но видятся они нечасто. Она постоянно звонит этому типу, когда родители не видят, что она опять взялась наращивать телефонный счет. Но Сёс говорит, что уж в этом-то году телефонный счет нас не убьет в любом случае. Поскольку у папаши через три или четыре недели намечена премьера, он должен сидеть дома и репетировать с другими актерами. Единственный перерыв, который он может себе позволить, — это поездка на дачу по субботам и воскресеньям. Хотя мама жалуется, что и там он все время терзает «Пера Гюнта».

Маме-то хотелось бы поехать куда-нибудь, где пожарче, чем в Осло, так, чтобы прошибало потом, где много солнца, вина и всякой жратвы. На греческие острова. На Корсику или в Северную Италию. В Египет. На Мальту. Каждый вечер она листает туристические проспекты, как будто это порнуха, и вздыхает так громко, что папаша начинает ерзать на стуле. Сейчас они с папашей уже давно катят в Дрёбак к парому на Хурум.

Солнце немного скисло. Висит себе наискосок над корпусом в противоположной части двора. Сёс говорит по телефону так тихо, что я не слышу ни слова. Но когда я собираюсь расположиться на тахте, мне строго объясняют, чтобы я убрался куда подальше.