Василь Хомченко: Боевая тревога

Алеша вскарабкался на валун и огляделся. Увидел выше, на склоне сопки, ломаную полоску траншеи. Огибая памятник, кучи камней, траншея обеими концами упиралась в берег залива. Мальчик спрыгнул с валуна и устремился к траншее, задыхаясь от волнения и бега. На дно ее ступил неудачно, ударился коленом о стенку. Траншея разной глубины: где почва каменистая – мелкая, где земля более податливая – глубже. Она еще как бы свежая, мхом и черничником не заросла, которые хотя и густо свисали вниз, но стенок и дна не закрывали. Будто траншею только вчера . вырыли и ушли, а она теперь ждет этих людей, не осыпается, не заплывает гравием и не зарастает.

Через каждые шесть-семь шагов по внешнему краю траншеи сложены в кучки камни. Это амбразуры для стрельбы. Алеша их сосчитал – восемнадцать кучек. Из них стреляли десантники, отстаивая себя и свое море.

Идя по траншее, Алеша возле каждой амбразуры пригибался, выставлял вперед, как автомат, свой прут и кричал что есть мочи:

-Тыр-р-р! Та-та-та-тыр-р!..

И так восемнадцать раз, восемнадцать очередей. По одной за каждого моряка, который дрался здесь и погиб. Глядя из траншеи на лежащие на сопке камни, Алеша вдруг представил, что это ползут на траншею серо-зеленые солдаты. И он закричал, как, должно быть, кричал командир десанта: «Братишки, огнем их режьте! Бейте их!..» Резал сам свинцовыми очередями, били матросы, и перед траншеей росла гора мертвых врагов.

Он поднялся, как победитель, во весь рост, высоко подбросил свой прут-автомат, крикнул:

– Ура! Мы выстояли! Наша взяла!

Возбужденному после такого боя, ему хотелось почувствовать кого-нибудь рядом, чтобы поделиться радостью победы. Провел взглядом по траншее и между камнями на бруствере заметил, как шелохнулась чья-то тень. Несомненно, это был живой десантник – так хотелось Алеше.

– Салют! Я свой, Алеша Синичкин, – крикнул ему мальчик. – Я на подкрепление!

Алеша метнулся туда, где шевельнулась тень, но вдруг потемнело вокруг – облачко проехалось по солнцу, и тень исчезла. Он присел на краю траншеи и прутом начал ковырять землю в надежде что-нибудь найти. Может, исправный автомат или пулемет. Может, попадется матросская баклага с запиской. Сломался прут, начал разгребать руками. Откопал квадратное зеркальце в дюралюминиевой оправе. Стекла в рамке только половинка. Взглянул в него, увидел свою косую белую гривку, нос – чуть вздернутый, курносый, с коричневыми веснушками. Зеркальце сунул в карман вельветовых брюк. Попалась какая-то трубка с гайкой, ручка от ложки.

Наконец Алеше повезло. Каблуком выбил винтовочную обойму. Пять позеленевших патронов, сцепленных пластинкой, точно сросшихся – так их сцементировала ржавчина. Пять непрозвучавших выстрелов, невыпущенных пуль.

Больше он копать не стал. Сел на островок мягкого ягеля, долго вертел в руках обойму, не решаясь разъять ее. Так целиком и спрятал в куртку. Обхватил руками колени и смотрел на море.

Боль и тревога наполнили грудь. Ему было невыносимо жалко матросов. Точно он сам был среди них, делил с ними все поровну: жажду и страшную усталость, боль и раны, жизнь и смерть. Делил до конца, не выгадывая для себя ничего… Вот только неизвестно ничего о последних минутах десантников. Кто о них расскажет? У кого спросить? У этих валунов, которые безучастно глядят, как мимо них проходят тысячелетия, и молчат?.. Ничего они не расскажут.

Вялость, сонливость овладели им, расслабилось тело, голова затуманилась… И вдруг как бы на экране предстало перед глазами все то, что Алеше так хотелось увидеть: последние минуты десантников… Нет, они не сползли мертвые на дно траншеи, они вошли в море. Стоят в воде, окровавленные, израненные, но живые, обнявшись, поддерживая друг друга. Черные ленты бескозырок трепещут и громко хлопают на ветру, как пистолетные выстрелы. И хотя ни гранат, ни патронов не осталось, только ножи сверкают в руках, враги не отваживаются подойти поближе. Фашистов пропасть, наступают цепью, подбадривают сами себя:

«Айн-цвай! Айн-цвай!» Хотят взять моряков живыми. Уже близко они, уже рядом…

Спасло своих сыновей море. Оно поднялось девятым валом, подхватило матросов и унесло далеко от берега. И матросы не утонули, а пошли по волнам, над морской бездной. Взявшись за руки, они уходили к горизонту, похожие на огромную черную птицу. На ветру трепетали ленты бескозырок. Они напоминали крылья…

Алеша поднял с колен голову, открыл глаза. Сон отлетел от него, как брызги воды от гранита. По тому, как резко свет ударил в лицо, он понял, что ночь кончилась. Солнце стояло на восточном небосклоне – там, где оно должно быть утром. Небо на солнечной стороне чистое, с эмалевым синеватым блеском. А стальной небесный простор сплошь заткан прозрачной, как нейлон, дымкой. Трава, омытая ночным влажным воздухом, засветилась изумрудно-ярко. Море тихо нежилось под солнцем. На пустынном голом берегу, дергая шейками, суетились два серых кулика.