Пауль Маар - Господин Белло и волшебный элексир

Очевидно, она и в самом деле не знала, что сказать. Штернхайм встал и поставил фарфоровую миску со светло-голубой жидкостью на пол.

— Дорогая фрау Лихтблау, теперь будьте, пожалуйста, очень внимательны, — попросил он. — В этой миске сок, о котором я рассказывал. Сейчас Белло выпьет его…

— Подожди-ка, папа, — перебил Макс и прошептал отцу на ухо: — Как ему встать — так или так?

— Так или так? — недоуменно переспросил отец.

— Я хочу сказать, что когда он станет человеком, то окажется голым. Как ему встать — лицом или спиной?

— Трудный вопрос, — так же шёпотом ответил Штернхайм. — Гм. Вероятно, ему лучше повернуться спиной. И ты сразу набросишь на него халат. Для этого мы его и захватили.

— Мне кажется, всё же неудобно показывать фрау Лихтблау зад господина Белло, — прошептал Макс.

— Вероятно, ты прав. Держи халат перед Белло, чтобы она увидела его, только когда превращение закончится. — И добавил громко: — Белло, можешь пить!

Пёс опустил морду в миску.

Несколько секунд ничего не происходило. Потом Белло стал издавать странные звуки. Словно у него трещали кости. Точно так же, как раньше, когда Белло в первый раз претерпел превращение. Он начал расти, шерсть на нём постепенно исчезла, морда стала плоской и превратилась в лицо. Белло встал на задние лапы — и вскоре на его месте оказался голый, густо покрытый волосами человек с собачьим ошейником.

Фрау Лихтблау испуганно вскрикнула, когда из-за халата вдруг показалась мужская голова.

Макс быстро накинул халат на господина Белло.

Господин Белло оглядел себя и восторженно сказал:

— Господин Белло — чевекк! Господин Белло опять стал че- векком. — Он подошёл к фрау Лихтблау, протянул ей руку и вежливо произнёс: — До-о-брый день, о-очень приятно!

Фрау Лихтблау не могла произнести ни слова. Она сидела в своём кресле и во все глаза глядела на господина Белло. Потом медленно протянула ему руку.

— Не верю своим глазам. Это похоже на волшебство. Как это может быть? — спросила она, ни к кому не обращаясь. — Я всё видела своими глазами и тем не менее ничего не понимаю.

Штернхайм, улыбаясь, стоял рядом с ней и наслаждался её растерянностью.

— Теперь вы мне верите? — спросил он.

Господин Белло постучал пальцем по плечу фрау Лихтблау и сказал:

— Папа Штернхайм не солгал!

Штернхайм не мог отказать себе в удовольствии поправить господина Белло:

— Просто Штернхайм, без «папы»!

Фрау Лихтблау обратилась к Штернхайму:

— Я была несправедлива к вам. Не вы должны извиняться, а я. Мне очень, очень жаль. Как мне загладить свою вину?

Штернхайм взял её руки в свои.

— А вы всё ещё уверены в том, что сказали в ресторане?

— А что я сказала? — спросила она. — Я была так взволнована и возмущена, что ничего не помню.

— Вы сказали: «Вечно я влюбляюсь не в того, кто этого заслуживает!» — напомнил Штернхайм.

— Это неправда! — возразила фрау Лихтблау.

— Правда-правда. Я хорошо слышал.

— Я имела в виду другое. Я не всегда влюбляюсь не в того, в кого стоило бы. На этот раз, вероятно, как раз в того…

Макс шепнул:

— Пойдем, господин Белло! Пора оставить их наедине. Мы здесь лишние. В кино следующим кадром показали бы объятия и поцелуй.

Макс поднял с пола фарфоровую миску и вместе с господином Белло вышел на лестницу.

В дверях он остановился и оглянулся назад:

— Ну, что я тебе говорил? Точно как в кино!

Когда мы с господином Белло спустились в нашу квартиру, он схватил заветную бутылку, вылил примерно чайную ложку голубой жидкости в фарфоровую миску и разбавил её водой.

— Уж не собираешься ли ты выйти из дома в таком виде? — спросил я.

— В каком? — не понял он.

— Пойдём сперва оденем тебя прилично. Нельзя выходить на улицу в халате.

— Но Господин Белло уже был на улице в халате, — возразил он.

— Верно. Но тогда тебя забрали в полицию. Ты опять хочешь попасть в участок?

— Нет, Господин Белло не хочет в участок, — ответил он и покорно пошёл за мной в папину спальню.

С одеждой не возникло никаких трудностей, зато с обувью… Пока Белло был собакой, он совсем забыл, что люди носят обувь. Он скулил, как в первый раз, со стонами ходил по гостиной и высоко поднимал ноги вверх, как аист.