Дина Сабитова - Где нет зимы

И я решил проверить скайп.

Зеленый значок. Этот человек сидит сейчас далеко отсюда, в Стамбуле, в какой-то восточной сказке, где, тем не менее, есть компы и Интернет. Что я ему скажу? И, кстати, на каком языке?

— По-турецки-цацки-пецки, — пробормотал я, собираясь с духом.

А потом написал в чате. По-английски.

«Добрый вечер, Кемаль! Вы знаете Марину Соловьеву?»

И ответ пришел сразу же.

Ну конечно, английский — язык международного общения.

«Марину знаю. Вы кто?»

Даже не знаю, обрадовался я или огорчился. До этого самого мига я пытался верить, что это не тот человек.

«Я ее сын. Меня зовут Павел»

«Да, Марина рассказывала про тебя, Павел. А где Марина?»

«Когда вы разговаривали с ней последний раз?»

«Павел, где Марина?»

«Кемаль, когда вы виделись с ней последний раз?»

«Ответь, пожалуйста: что случилось? Где Марина?»

Я глубоко вдохнул и написал:

«Мама умерла».

Написанное на чужом языке, это выглядело не так страшно, как по-русски.

Кемаль замолчал.

А потом замигал значок видеовызова. Я нажал на ответ.

Мы сидели и смотрели друг на друга. Без слов. Я не знал, что сказать этому молодому кудрявому дядьке.

Ну что я мог ему сказать, если он смотрел на меня глазами моей младшей сестры?

Потом он спросил:

— Что произошло?

Наш разговор длился почти час. У Кемаля был странный акцент, но в общем мы понимали друг друга.

Они познакомились с мамой девять лет назад, когда она первый и последний раз ездила в Турцию. Я не помню той маминой поездки, я ведь был совсем мелкий тогда. Кемаль учился в консерватории, он на самом деле скрипач — отсюда и его ник. А в то лето он подрабатывал: играл в маленьком оркестрике в ресторане, куда мама пришла ужинать.

— Я хотел, чтобы она стала моей женой. Но она только смеялась, — сказал Кемаль.

— Она была тебя старше в два раза! — разозлился я.

— Ты еще маленький, ты не понимаешь, — ответил мне Кемаль.

Куда уж мне понять…

Мама уехала и после этого разговаривала с ним только по Интернету. Сначала писала мейлы, потом через аську, потом появился скайп. Но общались они нечасто. Последний раз он видел ее — вот так же, на экране компьютера, — год назад. Она не отвечала на его вызовы, но он видел каждый день, что она выходит в сеть, и надеялся, что у нее все хорошо.

Из разговора я понял две вещи.

Кемаль не знает даже, в каком городе мы живем.

И он даже не подозревает, что на свете есть Гуль.

Если бы мне рассказали про такое, я бы только посмеялся: прямо какой-то сериал для пенсионерок.

Так что я, пока слушал его, лихорадочно думал: сказать ли ему правду? Если мама этого не хотела, то какое я имею право? Но ведь зачем-то же мама оставила мне его координаты. Значит, хотела, чтобы я ему сказал? Или мама хотела, чтобы я решил сам?

Чтобы выиграть время, я спросил:

— Кемаль, ты женат?

Да. Сейчас он женат. Он женился полтора года назад.

— А дети у тебя есть?

— Дочке три месяца. Ее зовут Акгуль. Это означает «белая роза».

И тогда я сказал, что это красивое имя.

А Кемаль-скрипач, папа моей сестренки, улыбнулся.

Он был очень похож на нее. Он улыбался так же, как Гуль. Он взмахивал рукой с тонкими музыкальными пальцами — точь-в-точь как Гуль. Он, который не видел ее ни разу в жизни, даже голову к плечу наклонял так же.

И я решил, что никогда не скажу ему правду.

Вернуться в наш дом он нам не поможет, а лишние тревоги никому не нужны. Пусть Кемаль-скрипач живет спокойно. Дочка у него уже есть.

А сестра будет только моя.

За нашим корпусом — игровая площадка. Там песочница, качели, горка и скамейки. А еще по краю площадки растут яблони. Когда мы только приехали сюда, яблоки были мелкие и кислые. А теперь их уже почти можно есть.

Мы с Юшкой сидели вместе на качелях и грызли падалицу. Конечно, эти яблоки не такие сладкие, как в магазине, но все равно вкусно. Только если три яблока подряд съесть, во рту начинается неприятное чувство, называется «оскомина». Потом Юшка набрала еще яблок и начала ими пулять в стену сарая. Вообще-то она почти всегда попадает в цель, но с качелей целиться труднее.

Теперь в ЦВС детей стало больше, столовая заполнена почти полностью. И другие спальни. Но мы с Юшкой так и живем вдвоем.

С Юшкой чем хорошо? Она не требует, чтобы я с ней все время разговаривала, не обижается, когда у меня плохое настроение.

А у меня бывает плохое настроение. Потому что скоро в школу. И я недавно спросила директора Елену Игоревну, как же мы будем ходить в свою школу, если «Светлый дом» на другом конце города. И тут я узнала ужасную вещь. Никто не станет нас возить в нашу школу. Это на самом деле очень далеко. Поэтому мы будем ходить в ту школу, которую видно из окон ЦВС.