Борис Алмазов - А и Б сидели на трубе

— Это ж надо так рот запустить! — говорит этот четырестаматолог. — Молчи! Молчи! Сейчас пломбы поставлю… Два часа не есть. И минут десять держи рот совсем закрытым. Вот так сожми и держи.

Чуть живой я из кресла выполз, а тётка из регистратуры тут как тут! Опять меня схватила и в конец коридора поволокла. Там толпа ребят стоит.

— Ну вот! — говорит тётка. — Догнали наконец.

А у меня от бормашины голова гудит, горло дерёт. С ребятами учительница стоит.

— Что ж вы своих-то растеряли? — говорит ей тётка.

— Позвольте, — отвечает учительница и покрывается красными пятнами. — Это не мой ребёнок. Мои все здесь!

— Я понимаю! — смеётся тётка. — В такой кутерьме всё на свете потеряешь, а мальчонка ваш… — И живот у неё весело трясётся.

— Да нет же, не мой!

— Это не наш! Не наш! — кричат ребята.

— А чей же? — удивляется тётка. — Мальчик, ты из какого класса?

А мне-то врач говорить не разрешал. Показываю на пальцах — из второго.

— Ну вот, — говорит она. — Из второго! Ваш мальчонка!

— Из второго, да не из нашего! — кричат ребята.

А один, дылда такой, говорит:

— Мы таких ушастых не держим!

Хотел я ему ответить, да вспомнил, что доктор этот, пятьсотматолог который, молчать велел. Десяти минут не прошло же ещё!

— Мальчик, ты откуда? — спрашивает учительница. — Мальчик, ты что, язык проглотил?

«Ну да, — думаю, — сейчас вам ответишь — пломбы вывалятся и опять придётся к этому шестьсотматологу в кресло садиться». Молчу как партизан на допросе!

— Он, наверно, из второго «г», — дылда говорит.

«Сам ты, — думаю, — из «г». Жалко, сказать нельзя — семьсотматолог не велел».

— А они, — продолжает дылда, — вчера в поликлинику ходили! У них вчера медицинский день был.

— Раз опоздал — пусть первый идёт! — какая-то девчонка сунулась.

Тут открывается дверь в кабинет, и медсестра с закатанными рукавами халата спрашивает:

— Кто следующий?

А за спиною у неё, в кабинете на столе, шприцы разложены, а на шкафу здоровенные клизмы… Прямо как тыквы оранжевые!

Тут я как заору:

— Я к Серёге пришёл! Мне в больницу надо! Я друга навещать!

Так я к нему в тот день и не попал. Оказывается, мне надо было в больницу, а я-то попал в поликлинику. Больница — дальше по улице…

Во как!

Нам по рисованию никогда ещё уроков не задавали, а тут вдруг задали — нарисовать натюрморт. Ну, то есть чашку там или ещё какую-нибудь посуду. Яблоки, фрукты… В общем, разные неодушевлённые небольшие предметы. — Но только помните! — сказал Василий Сергеевич. — Это не так просто, как кажется на первый взгляд. Предметы между собою должны быть связаны композиционно: то есть стоять не как попало, а так, чтобы все их достоинства были сразу видны. И тогда получится главное: смысл натюрморта… Чтобы сразу было видно, о чём нам эти предметы рассказывают.

Я пришёл к Серёге с альбомом. Поставили мы на стол чайник заварочный, чашку и два яблока. Достали кисти, краски, в стаканы воду налили — кисточки мыть.

Но не такой человек Серёга, чтобы спокойно за работу приняться. Только я карандашом набросок сделаю — он вскакивает и всё переставляет: то чайник переставит, то чашки передвинет.

— Вот так лучше, вот так предметы виднее… Вот видишь, теперь они взаимодействуют!

— Да садись ты рисуй!

— Нет, брат! Натюрморт поставить — это почти что его нарисовать. Помнишь, как нам Василий Сергеевич говорил. Вот яблоки, например, должны так лежать, чтобы их съесть хотелось, а из чашек чаю напиться…

— Знаешь что! — говорю я Серёге. — Если ты не прекратишь натюрморт курочить, я вообще уйду! Сиди тут один… Переставляй яблоки как хочешь!

— Всё-всё-всё!.. В последний раз! — Тут он опять всё переставил и наконец-то рисовать сел.

Я старый набросок ластиком стёр. Только начал новый делать — смотрю, а одно яблоко какое-то не такое. Взял я его в руки, а оно наполовину обкусанное! Глянул на Серёгу — сидит жуёт!

— Ты что! — кричу я. — Ты зачем натюрморт съел!

— Извини! — отвечает Серёга. — Так яблочка захотелось…

— Обязательно из натюрморта надо тащить… Другого ты найти не мог?

— Вот именно, понимаешь, что не мог, — оправдывается Серёга. — У нас, понимаешь, все яблоки в доме кончились. Эти два последние.

— Интересненько! — говорю. — Значит, я буду рисовать, а ты из натюрморта яблоки уминать! В одиночку! Втихаря!