Владимир Беляев - Старая крепость

– Котька, послушай! – дрожащим голосом остановил его Сашка Бобырь.

– Чего тебе? – насторожился Котька.

– Котька, отдай «бульдог»! – сказал Бобырь.

– «Бульдог»? – встревожился Котька. – У меня его нет!

– Не обманывай, есть! – прохрипел Бобырь. – Он у тебя в кармане.

И в ту же минуту Котька прыгнул назад к окну. Наперерез ему бросился Петро и закричал:

– Хватай его за ноги!

Хорошее дело – хватай за ноги! Но ведь это не так просто, как думает Петрусь. Котька размахивает ногами так быстро и сильно, что подойти к нему невозможно. Спиной он отталкивает Маремуху, но тот крепко сжал Котькины руки и не отпускает. Григоренко кряхтит от злости, мотает головой, но вырваться не может.

– Да ну, хватай! Дай ему леща! Что вы боитесь! – подбодрил нас Петрусь.

В эту минуту мне удалось поймать Григоренко за ногу. Я крепко ухватил его за ботинок и потянул изо всей силы к себе. Бобырь понатужился и швырнул Котьку на пол, под самую печь, к ногам Маремухи. Теперь Григоренко нам не страшен. Сейчас мы его обыщем!

– Пустите, сам отдам, – сквозь зубы прохрипел Котька.

– Отдашь? – сидя верхом на Котькиных плечах, недоверчиво переспросил Бобырь.

– Отдам… Ей-богу, отдам, – пообещал Григоренко.

– А ну, пустите его, хлопцы! – приказал Бобырь и вскочил на ноги.

Не очень охотно мы выполнили это приказание. Помятый, взъерошенный Котька, не глядя на нас, медленно поднялся и отряхнул со штанов пыль. Потом он полез в карман и неторопливо вытащил «бульдог». Это был очень хороший револьвер – новенький, блестящий: видно, из него стреляли очень мало.

Бобырь даже облизнулся.

– Ну, дай сюда, – попросил он, протягивая свою длинную худую руку.

– Дать? Что дать? Что ты хочешь?.. – крепко сжимая рукоятку «бульдога», удивленно спросил Котька.

– Револьвер! – простонал Бобырь и протянул навстречу другую руку.

– Револьвер? А, дудки! – И с этими словами Котька, размахнувшись, вышвырнул его в открытое окно. – Нате! – злобно прошипел он, и в эту минуту внизу, на площади, хлопнул револьверный выстрел.

Вот так штука! Это, видно, выстрелил, ударившись о камни, Сашкин «бульдог». Мы присели. А вдруг пулей убило кого-нибудь на площади? Маремуха попятился к лестнице. А Котька, одернув рубашку, злобно улыбнулся и спросил:

– Получили? Фигу с маком?

Только сейчас мы пришли в себя, поняли, как ловко обманул нас Григоренко.

– Ты… ты… к папе захотел? – выкрикнул, заикаясь, побледневший Сашка Бобырь.

– Подожди! – остановил Бобыря Петька. – Побежали на балкон, посмотрим!

Мы помчались по коридору.

– Он что у тебя – самовзвод? – догоняя Бобыря, с сочувствием спросил я.

– Ну да, самовзвод… – жалобно ответил Сашка.

Мы осторожно выглянули с балкона на улицу. На площади пусто.

Желтые листья валяются на камнях. На самом углу гимназии, под тем окном, из которого только что выбросил револьвер Григоренко, стоит какой-то красноармеец и смотрит вверх, на третий этаж, где ветер качает обе половинки открытого окна.

Постояв немного под окном, красноармеец сунул револьвер в карман и медленно, то и дело оглядываясь, пошел прочь.

Сашка с тоской следил за каждым его шагом. Никогда уже не видать ему своего «бульдога». Да и мы все с сожалением смотрели вслед красноармейцу, а я подумал даже: «Не побежать ли за ним вдогонку?» Мне казалось, что, если бы как следует попросить красноармейца, он бы отдал нам оружие. Зачем он ему, этот маленький пустяковый револьвер с мягкими свинцовыми пульками? Ведь, наверное, у красноармейца есть наган. Но пока я думал так, красноармеец скрылся за кафедральным собором. Бежать было поздно.

Уже в классе Котька Григоренко, отойдя к учительской кафедре, погрозил:

– Мы еще с вами поквитаемся! Погодите…

– Ладно, ладно. Еще захотел? Гадюка петлюровская! – со злостью ответил Маремуха.

В класс вошел с нотами под мышкой Чибисов, и Котька, озираясь, сел за парту.

Вскоре после этого случая от Яшки Тиктора мы узнали, что во второй трудовой школе на Тернопольском спуске в старших классах изучают какой-то новый, не знакомый нам предмет – политграмоту…

– Это про политику, наверное, – важно объяснил Бобырь.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Маремуха.

– Вот и знаю… я все знаю… – запрыгал Сашка. – Мой старший брат посещает комсомольскую ячейку у печатников, он мне говорил такое самое слово.

– А почему у нас нет этой… как, Яшка? – спросил Маремуха.

– Политграмоты, – подсказал Тиктор.