Владимир Беляев - Старая крепость

Я иду в спальню. С шумом открываю левый ящик комода, в котором тетка хранит свои лекарства.

Я окунаю мизинец в фарфоровую баночку с цинковой мазью. Потом, приподняв рубашку, густо смазываю свой мнимый лишай и наклеиваю круглый кусочек пластыря. Это затем, чтобы показать Кунице. Пусть рана выглядит пострашнее, тогда он расскажет о ней в классе, и никто даже не подумает, что меня исключили из гимназии.

– Выпей молока! Тут осталось вчерашнее, кипяченое! – закричала мне из кухни Марья Афанасьевна.

Она уже загремела кастрюлями и противнями.

– Не хочу, я наелся! – ответил я тетке и выбежал на улицу.

За высокими воротами во дворе у Куницы носится их злая мохнатая собака. Не успел я еще остановиться около забора, как она, почуяв чужого, яростно залаяла и кинулась к воротам. Проклятый пес – нельзя даже войти во двор. Отойдя на середину мостовой, я протяжно закричал:

– Юзик! Юзик! Хозь тутай!

Молчание. Только, свирепея, хрипит и давится под воротами пес.

Лишь бы на мой крик не вышел отец Куницы.

Но вот хлопают двери, и из палисадника, отогнав собаку, выбегает Юзик. Глаза у него припухли, лицо мятое, сонное, и на левой щеке краснеет отпечаток рубчика подушки.

– Ой, как ты рано, Василь! У нас еще все спят, – протирая глаза, бормочет Куница.

– Какое там рано! Мельница Орловского уже давно работает.

– А где твои книжки?

– А зачем мне они?

– Как зачем? Ты разве не пойдешь в гимназию?

– Не пойду. Доктор Бык запретил мне ходить в класс. У меня стригущий лишай, я заразный. – И я гордо хлопнул себя по животу.

– Какой лишай? Ты что выдумал?

– А вот – гляди. – И я, морщась, поднял рубашку.

Мазь растаяла и расползлась, желтенький кусочек пластыря съехал вниз и обнажил покрасневшее место.

Куница чмокнул губами, покачал головой и не то от сострадания, не то от испуга промычал что-то непонятное.

– Больно? – наконец спросил он.

– Не очень. Только щиплет и чешется здорово, а чесать нельзя.

– Постой, постой, а как же ты купался вчера?

– Купался. Ну и что ж с того? Зудило только немножко, я просто тебе ничего не сказал, думал, так пройдет. А зато ночью стало невтерпеж. Побежал я с теткой к доктору Быку. Пришли, а он спит. Мы его сразу разбудили. Посмотрел он на меня, головой покачал: «Плохо, говорит, дело». Мазью велел это место мазать и пластыри лепить. А в гимназию запретил ходить, пока не пройдет совсем, – не моргнув глазом соврал я Кунице и сам удивился, как это все гладко получается. Я уже сам начинал верить в свою рану и в доктора Быка.

– Бумажку тебе доктор дал для директора?

– А зачем мне бумажка, когда послезавтра каникулы начинаются?

– Так, может, ты и в крепость не полезешь?

– В крепость-то я пойду, ходить мне можно. Беги за книжками скорее.

– Ну, добже, я сейчас. – И Юзик убежал.

Солнце уже выползло из-за скал – веселое и румяное. Левая половина крепости, обращенная к городу, была освещена яркими утренними лучами. Мы обошли крепость с теневой стороны. Юзик спрятал за пазуху тетради и учебники: так ему будет удобнее взбираться.

– Только вниз не смотри, а то голова закружится, – посоветовал он мне.

Цепляясь за выступы квадратных камней, плотно прижимаясь к холодной мохнатой стене, мы осторожно вскарабкались до первого карниза.

– Ну, теперь пойдет веселее! Лишь бы не закружилась голова!

Юзик молодец. Он смело, не глядя себе под ноги, зашагал бочком по каменному карнизу.

Где-то внизу, под крепостью, белела извилистая проселочная дорога. Вот только что мы шли по ней, а отсюда, сверху, она казалась очень-очень далекой.

Я не могу не смотреть на дорогу, а гляну – страх берет: высоко.

– Эх, была не была!

Я повернулся к пропасти спиной и, почти прикасаясь губами к замшелой стене, затаив дыхание пошел по карнизу вслед за Куницей.

И вот наконец мы добрались до Папской башни. Вслед за Куницей я пролез через разломанную решетку внутрь башни. А теперь надо пробраться на крепостной двор. Туда ведет другое, выходящее внутрь крепостного двора окно.

Куница осторожно выглянул в это окно, но вдруг испуганно шарахнулся назад и приложил к губам палец.

Несколько секунд мы стоим молча.

Кого Куница увидел? Может, сторож уже прохаживается со своей тяжелой палкой по крепостному саду? Или хлопцы с Заречья опередили нас и сбивают камнями черешни? А может, еще хуже – петлюровцы приехали сюда учиться стрелять?

В это время я услышал чьи-то голоса, потом заржала лошадь и заглушила все. Опять разговаривают. Говорят громко внутри крепости. Но кто бы мог быть здесь в такую рань?