Владимир Беляев - Город у моря

– Около Жмеринки, – поправляю я.

– Интересно! – говорит Вукович и приглашает: – Садитесь, пожалуйста, товарищи. Я вас слушаю.

…Почти все уже рассказано.

– Так как же все-таки называлась станция, где вы последний раз видели Печерицу? – спрашивает Вукович.

– Я спал, когда он слез.

– Это я понимаю, но когда последний раз вы видели Печерицу? – спрашивает Вукович.

– После Дунаевец… Нет, нет… Там была первая проверка билетов.

– А где была вторая? Ну вот, когда этот, в стеганке, читал литер?

– Не знаю… Поезд шел, и меня разбудили.

– Минуточку! – И Вукович заглядывает в блокнот. – Вы сказали, что Печерица спрашивал, была ли уже ревизия?

– Спрашивал.

– Где это было – в поле или на станции?

– Поезд остановился… По-моему, на станции.

– Ну вот, какая это была станция? Что было написано на стене вокзала?

– Ей-богу, не помню… Если б знал… Я ведь первый раз ехал по железной дороге…

– Может, Деражня?

– Нет… Кажется, нет…

– Черный Остров?

– Нет… нет…

– Котюжаны?

– Нет.

– На перроне светло было?

– Ага.

– А свет какой?

– Обычный. Ну, так себе, не очень ясный.

– Погодите, – Вукович морщится, – не то спрашиваю. Электричество или керосиновое освещение? А может, свечи?

– Зеленоватый такой свет из фонаря – с круглым стеклом фонарь, горелка внутри и на шнурке на столб подымается. Ну, помните, у нас на Почтовке были в кофейне Шипулинского вот такие же самые лампы…

– Газово-калильные?

– Вот-вот! Они самые.

– А вокзал не на бугре, случайно? Лестница каменная, а перрон весь в выбоинах, да? Если, скажем, дождь сильный – лужи будут? Правда?

– Кажется, что этот самый. Бежать от вагона далеко нужно.

– И ты помнишь наверное, что Печерица здесь не слез, а поехал дальше? – неожиданно переходя на «ты», с большим интересом спрашивает Вукович.

– Ну как же! Когда контролер проверку делал и литер его читал, это было позже, после этой станции, и он на полке еще спал.

– Наверное спал?

– Факт, спал. Хотя… может, прикидывался, кто его знает. Одно помню: видел его ясно.

– Ну, а потом ты сам заснул и видишь – Жмеринка?

– Ага.

– А Печерицы нет?

– Ага.

– Это точно?

– Точно.

– Счастливый ты, парень! Легко отделался. С такими попутчиками да еще в пустом вагоне можно заснуть навсегда! – как-то загадочно сказал Вукович и, опять заглядывая в блокнот, где он делал заметки, спросил: – А что тебе бросилось в глаза во внешности Печерицы?

– Ну, шинель какая-то ободранная… Раньше я его никогда в этой шинели не видел.

– А еще?

– Ах да! Усов не было.

– Совсем не было?

– Ни капельки. Все сбрито…

– Ну, товарищ Коломеец, – сказал торжествующе Вукович, – значит, это его усы мы нашли в бумажнике у выхода из окрнаробраза. Я говорил, что эти волосы принадлежат Печерице, а уполномоченный Дженджуристый возражал. «Никогда, говорит, этот гусь не расстанется со своими усами. Это, мол, традиция националистов – пышные казацкие усы. Он скорее бороду себе отрежет!» Что значит человек привык к штампам! Да любой враг на месте Печерицы, если бы ему на ноги стали так наступать, со всеми традициями бы распрощался. Своя шкура дороже! – И, обращаясь уже ко мне, Вукович продолжал: – Значит, ты правду говоришь, Манджура?

– А для чего мне говорить неправду? – сказал я обиженно. – Неправду говорит тот, у кого на душе нечисто и кто боится. А я же сам хочу помочь вам этого гада поймать…

– Правильно, Манджура! – похвалил меня Вукович, улыбаясь. – Долг всей рабочей молодежи – помогать нам. Помогать в любую минуту, от всего сердца, не щадя сил и здоровья, сознавая, что помогаешь не просто чекисту вот с такими малиновыми квадратиками на петлицах, а всему народу и нашему общему счастливому будущему. Мы опасны только для врагов революции, и чем лучше работать будем, тем скорее сметем их с нашей дороги!

– Большая работенка предстоит! – ввернул Коломеец.

– Пока от паразитов весь мир не очистим, – согласился Вукович. – Минуточку. – И он снял трубку телефонного аппарата. – Шеметова. Вукович говорит… Начальник у себя?.. Мы зайдем сейчас, предупреди, пожалуйста.

Молочные лампы мягко горят у самого потолка в кабинете начальника пограничного отряда и окружного отдела ГПУ Иосифа Киборта. Так странно, непривычно застать здесь людей в это позднее время, когда все учреждения города давным-давно закрыты!

Кресла мягкие, удобные; стакан крепкого чая дымится на краю широкого орехового стола. Начальник кивает нам головой, чтобы садились, а сам, прижав к уху телефонную трубку, внимательно слушает.