Владимир Беляев - Город у моря

– Твердо! Ах, как мне все это надоело, если бы вы знали! Остепенилась, из сорванца барышней стала, а мать все еще отца Пимена нет-нет да и пригласит домой, чтобы закону божию учил меня. Какой тут может быть закон божий, если миллионы людей давно по новым законам живут!

Трудно мне было скрыть свою радость, и я сказал облегченно:

– Значит, вы в божественное не верите?

Она звонко рассмеялась и весело похлопала меня по руке:

– Смешной, Василь, вы иной раз бываете. И наивный. Да неужели вы меня считаете такой безнадежной дурехой? Ну конечно, не верю!

– Отчего же у вас над диваном лампадка горит?

Продолжая улыбаться, она ответила просто:

– Пока я живу в родительском доме, я не могу каждый день скандалы устраивать.

– А вы плюньте на них! Бросьте ко всем чертям эти лампадки, кумушек, фей и поступайте учиться. И лучше в другом городе. Вот послушайте, что я вам расскажу. Была у нас в фабзавуче одна девушка, Галя Кушнир. Училась с нами два года, ни в чем не отставала, хотя ей подчас и трудненько было зажимать болванки на токарном станке. Закончили мы фабзавуч, получили путевки, и она вместе с нами получила. А ведь у нее тоже, как и у всех, имелись отец и мать, и никто бы не стал попрекать ее, если бы она при них осталась. Но Галя решила правильно. «Чем я хуже хлопцев?» – сказала она. Наша Галя гордая и смелая девушка! Она тоже уехала в Одессу. Я вот письмо от нее получил. Устроилась. Рада. Сама себе хлеб зарабатывает и ни от кого не зависит.

Лика взглянула на меня вопросительно:

– Бросить, вы думаете? А не страшно?..

– Чего же страшиться? Ведь были же у нас в фабзавуче хлопцы – полные сироты: родителей у них петлюровцы поубивали. И что вы думаете – погибли хлопцы? Выучились! Мастерами стали! Конечно, жить на восемнадцать рублей стипендии трудно было, слов нет. На чечевице да на мамалыге неделями сидели. Выдержали все, и в люди вышли. А разве вы не сможете жить самостоятельно, без папы с мамой? Я вам от души советую: бросайте всю эту музыку, идите учиться.

Она сидела молча, постукивая каблучками о стенку парапета. Взгляд ее был устремлен к маяку, который поглаживал море вокруг себя серебристым лучом света. Задумчивое ее лицо казалось особенно милым в эти решительные минуты.

– Да, Василь, решено! – сказала она, резко поворачиваясь ко мне. – Помяните мое слово. Но как раз музыку я бросать не собираюсь. Я хочу учиться в консерватории. Может, поеду в Ленинград, у меня там в Свечном переулке тетка живет. Приезжала однажды – звала к себе. Вот я и поеду к ней.

– Прекрасно! – сказал я, тронутый этими словами. – Да вы, оказывается, хорошая!

– Может быть, не знаю… – ответила она просто.

Я помог ей спрыгнуть с парапета, и мы быстро зашагали к клубу, откуда чуть слышно сюда, на море, доносилась музыка.

– Признайтесь, – сказала Лика, попадая в такт моим шагам, – на отца сильно вы обиделись за его иронический тон?

– Я больше обиделся на него за другое.

– Вы разве с ним еще встречались?

– Даже не раз. Мы с ним схватились однажды. И он мое изобретение забраковать хотел…

– Папа? – спросила Лика так, будто ее папаша был святым.

Он самый! Я придумал одну штуку. Ну, по поводу общего подогрева формовочных машинок… Провели мое предложение на цеховом производственном совещании: и партийная ячейка поддержала, и старые рабочие. Послали предложение вашему папе как главному инженеру. Без него же все эти дела не решаются. А он знаете что на предложении написал?

– Он меня в свои дела мало посвящает, – сказала Лика.

– Написал бы просто «нет» – и весь разговор. Я бы постучался в другие двери. А он ехидную такую резолюцию наложил: «Проект юного фантазера, который сам по себе горяч и без подогрева». Как вам это нравится?

– Узнаю папин стиль, – сказала Лика и утешила меня: – А вы не огорчайтесь. Он весь в чудачествах. Даже яблоки и те с червями ест и приговаривает: «Пока я имею возможность, я этого червяка съем, а то позже он меня слопает!»

– Но эта резолюция не чудачество, а издевательство!

– Я вам могу откровенно сказать: папа себялюб и большой эгоист. Очень часто ему даже приятно видеть чужие неудачи. Он приговаривает в таких случаях: «Чем хуже, тем лучше!» Хотите, я попытаюсь уговорить его, чтобы пересмотрел свое решение? – охотно предложила Лика, и я увидел сочувствие в ее глазах.

– Нет уж, не надо! Без заступников обойдемся.

…Громкие звуки духового оркестра встретили нас, едва мы, жмурясь от яркого света, вошли в вестибюль клуба металлистов. Я узнал старинный вальс «Лесная сказка».