Анатолий Дрофань - Загадка старой колокольни

— М-да… — И Лёнчик опять вздохнул. — Наверно, не уснул бы…

— Вот то-то же…

Но выбора у нас не было, и мы снова пошли вверх.

Когда поднялись наконец в ту круглую комнату, посреди которой стояли часы, уже совсем стемнело. На небе появились первые одинокие звёзды. На улицах и в домах уже светились огни. Два моста, переброшенные через реку и освещенные фонарями, стояли будто на беломраморных столбах.

Кругом было половодье света. Неоновые рекламы в городе то расцветали красными маками, то голубели лесными фиалками, то зеленели берёзовой листвой.

Город вновь был прекрасен.

Ах, как жаль, что я не имел штатива, а то можно было бы сделать вечернее фото!

Когда всё небо вызвездилось, Лёнчик начал экзаменовать меня по астрономии. Оказывается, он знал её, будто какой профессор. А я, хотя и горько в этом сознаться, был законченный неуч.

— Всё надо начинать, — поучал он, — с Большой Медведицы, или, как её ещё называют, Большого Воза. Видишь: четыре колеса и дышло немного кривое. Оно ещё похоже и на большой ковш — вот тебе четыре звезды, а ручка загнута вниз.

— Да что ты мне показываешь, — обиделся я. — Большую Медведицу даже в детском саду знают…

— Ты не торопись, — успокоил он меня с солидностью учёного. — Прежде чем учить новый материал, надо повторить уже известный. Так вот смотри: если ты мысленно проведёшь линию вот так, — он показал рукой, — от двух крайних звёзд Большой Медведицы, то обязательно наткнёшься на прекрасную Полярную звезду…

Мне очень не хотелось выглядеть каким-то недотёпой, и я вновь перебил его:

— И это известно в детском саду…

— Тогда покажи мне, — загорячился мой приятель, — созвездие Волопас…

Я откашлялся.

— Это уже новый материал, и ты можешь рассказать, если хочешь…

— Так вот, — степенно молвил Лёнчик, и мне сразу же показалось, что в его голосе прозвучали нотки Ивана Саввича, или Саввочки, как мы зовём нашего математика, — так вот, значит… Чтобы найти созвездие Волопас, берись за ручку ковша. От двух крайних звёзд мысленно веди вниз линию — и вот тебе уже знаменитый Волопас. Видишь, он расставил ноги, ещё и кнут над головой поднял, будто кричит: «Куда вы, круторогие?!»

Лёнчику, видимо, понравилась роль просветителя. Оказывается, он действительно много-таки знал про небо, потому что не только показал мне с десяток разных созвездий, но ещё и рассказал, почему разные группы светил назвали Козерогом, Скорпионом, Водолеем, Змееносцем…

Но надо было подумать, где мы будем спать.

Ночь была тёплой, безветренной, и мы устроились прямо под стеной: Лёнчик, рядом я, а возле меня Круть. Лежали навзничь, положив головы на сцепленные руки.

Лёнчик всё ещё рассказывал:

— Надо, Жужу, научиться отличать планету от звезды. Но это просто — раз плюнуть. Запомни: все звёзды будто пульсируют светом, дрожат, а планеты светят спокойно, ровно…

Но я уже не слушал его. Я думал о доме, видел маму, дедушку и папу. Что они сейчас делают? Наверно, ищут меня и, видимо, думают, что я пошёл на речку.

Мама и дедушка больше всего боялись реки и всегда приказывали:

«Жужу, ты же смотри, никогда сам не ходи купаться, потому что река есть река, ей доверять не следует. Всё может случиться…»

А сейчас что они думают? Что?

Конечно, мама первым делом побежала к Лёнчику:

«И вашего дома нет?»

«Нет…»

«Вот горе! Где же они загулялись?»

Когда совсем стемнеет, мама побежит во Дворец пионеров, в «Глобус», а там сегодня никого и не было.

Тогда у неё расширятся глаза, побледнеет лицо. Она прикусит нижнюю губу, испуганно поглядит вокруг. Потом…

— Лёнчик, а что будет потом? — шепчу я.

— Не понимаю тебя. О каком «потом» ты говоришь?

— Ну, когда мама… Ну как ты не понимаешь!..

— А-а, ты о маме…

— Ну конечно, о маме… Как она?.. Ну, потом, после того, как во Дворце пионеров ей скажут, что ни меня, ни тебя там сегодня не было… Что она будет тогда делать?

— Ах, Жужу, оставь ты эти мысли… Ну… где-то… Ну… как-то…

— Н-да, — вздохнул я, — «ну где-то, ну как-то…» Вот так-то… А ты про Волопаса…

Я почувствовал, что Лёнчик, хотя и рассказывает про планеты да про звёзды, тоже думает о маме. И рассказывает он так долго только потому, чтобы отогнать тревожные раздумья.

А я, если признаться честно, уже начал жалеть, что мы пошли сюда. Собственно, я жалел не о том, что мы взобрались на колокольню, а скорее, потому, что увлеклись фотографированием. Надо было быстренько щёлкнуть надписи на корпусе часов и — назад. Мы могли даже выскользнуть из дверей колокольни незаметно.