Наталия Лойко - Женька-Наоборот

— Чего ты, Рязанцев, воображаешь? — не выдержал Женя. — Да у меня, может, на два ФЭДа накоплено.

— Ну и правильно, — оживился Костя. — Половину с тебя.

Женя понятия не имел, где возьмет эту половину. Не у родителей же просить… Но слово вырвалось. И вообще, чем он хуже Рязанцева?

Он умрет, но сегодня же вечером вручит свою долю этому задавале! Да, да, прямо Рязанцеву в руки! А Тане — ни слона, ни намека насчет ЧП, пока вовсе не выздоровеет. Из старшеклассников в том же дворе, где и она, живет вроде один Алешка. Этот ей не расскажет: они, слава богу, не разговаривают.

Вот с Женей Таня любит беседовать, особенно на медицинские темы. По пути к Рязанцевым Женя пройдет мимо окна, на котором хиреет заброшенный розовый куст. Остановится, спросит: «Ну, как здоровье?» Если Таня будет в постели, справится у Елизаветы Егоровны. Та всегда с ним рада потолковать.

Только где же достать деньги? Пойти-то надо с деньгами.

— Вот ерунда! — сказал Женя и шмыгнул носом. — Заныли из-за копейки. Не беспокойтесь, вечером занесу.

Руки за спину и пошел: «Трам-та-та-там!»

Хорошо, что в квартире, где проживают Звонковы, есть телефон. Не будь этого современного средства связи, Таня, пожалуй, до понедельника прожила бы в полном неведении. С субботы до понедельника, каково?

В теплом фланелевом платье, прикрытая материнским халатом, она полеживала на диване, полоскала по часам горло и читала «Охотники за микробами». Под вечер вдруг услышала голос соседки Ангелины Ивановны:

— Татьянка, подойдешь к телефону?

Таня ответила по возможности тихо:

— Иду.

Тихо, потому что отец недавно вернулся со смены и сразу уснул. Нашарив возле дивана валенки — при ангине главное — не охладить ног, — Таня выскользнула в коридор. Звонила вездесущая Вера:

— Ты ничего не знаешь? Женька-то отличился! Ха-ха…

После следующей Вериной фразы Таня ощутила все признаки лихорадки. Еле сказала этой болтушке несколько слов:

— Спасибо, что позвонила.

И все. Повесила трубку, а у самой озноб.

Постояла. Набрала номер Рязанцевых. Ее решение не разговаривать с Алешей до конца своих дней сейчас не имело никакого значения.

— Ты дома, Алешка? — Она говорила простуженным, но вполне твердым голосом. — Можешь выйти во двор?

Алеша не из тех, что сводят старые счеты.

— Бегу! Хотя тебе бы лучше не выходить. Я же могу к вам…

— Нельзя, папу разбудим. Да мне не страшно — укутаюсь.

В аккуратных сереньких валеночках, в мамином пуховом платке Таня вышла во двор. Голова кружилась, плохо слушались ноги. Она была рада сесть на лавочку, пристроенную к деревянной ноге ядовито-красного мухомора. Давно они с Алешей здесь не сидели…

— Ужас! Опомниться не могу, — начала Таня. — С тобой, Алешка, так не бывало? Хочешь сделать хорошее, а получается бог знает что.

— Обычное дело, — согласился Алеша. — Да не дрожи ты. Может, я тебе вмиг помогу.

— За тем и звала.

Алеша улыбнулся так, как только он умел улыбаться. Вдруг посветлел лицом.

— Так какая же у тебя беда?

— Я бессовестным образом подвела человека.

— Кого?

— Женю.

— Перчихина? — Улыбки как не бывало. — Да он сам всю школу подвел.

— В том-то и дело, Алеша, что вовсе не он, а я.

— Ах, ты? Приятно услышать. — У Алеши стало совершенно чужое лицо. Он не то прищурился, не то сморщился. — Спасибо, что внесла ясность. Одно странно, как это тебе самой твой класс не догадается разъяснить…

— Мне? Чего разъяснить?

— Твои обязанности. Неверно ведешь себя. Ты же не нянька.

— Ты прав: боюсь, что неверно. Называется, выручила беднягу!

— Вот, вот… Выручила, выгородила, взяла вину на себя…

Таня тоже умеет прищуриваться:

— Я считала тебя умнее. Услышь еще раз: кисти погублены мной.

— А я тебя правдивей считал.

Таня вскочила, теплый платок соскользнул с ее головы на плечи. Но уйти не ушла. Ради Жени, которого надо было уберечь от нечуткого отношения. Алеша буркнул:

— Накройся, охрипнешь.

Но Таня нарочно не стала укутываться.

Неподалеку в кучу песка было воткнуто несколько прутиком. Алеша дотянулся до одного и начал хлестать себя по кончику башмака.

— Ты прежде никогда не врала. И вообще ты в последнее время какая-то ненормальная. Ну, чего ты носишься с этим Перчихиным?

— Надо, вот и ношусь.

Таня тоже достала прутик и принялась стряхивать с валенок желтый песок. Выпрямилась. Подняла глаза на Алешу:

— Кстати, я и теперь никогда не вру.