Одетт Жуайе: Дневник Дельфины

Нет, сегодня точно потрясающий день! Мама сказала, что приготовит праздничный ужин в мою честь и пригласит месье Обри. Сейчас он отвезет меня в Оперу. Сегодня вечером балетный спектакль — «Жизель», потом концертная симфония, потом дефиле*. После первого акта «Жизели» и до дефиле нам делать нечего, можно будет использовать это время, чтобы осуществить наши замыслы: мы пойдем на крышу!

Сейчас ночь. Я не могу заснуть, а когда удается задремать, мне снова и снова снится то, что произошло вечером. Кошмар! Господи, что же такое случилось?!

Никогда в жизни я еще не была в один и тот же день так счастлива и так напугана.

В театре все сначала шло как надо. И если мы вели себя так хорошо, то только для того, чтобы никто не догадался, что мы готовим. И ни Мерседес, отлично нас знавшая, ни наши надзирательницы ничего не заподозрили.

Как обычно, мы танцевали только в первом акте «Жизели» в толпе охотников и крестьян-виноградарей. Я обожаю «Жизель»! Эту роль я хочу танцевать, когда вырасту. Впрочем, это мечта всех балерин, и самые великие звезды спят и во сне видят, как бы исполнить эту чудную роль.

Особенно мне нравится сцена безумия. В этот момент балет превращается в трагедию. Никогда не могу сдержать слезы, когда вижу Жизель, одну посреди сцены, узнающую о своем несчастье и теряющую рассудок и самую жизнь. А второй акт — вообще чудо. Жизель выходит из могилы, но это больше не настоящая Жизель, это ее призрак, который появляется перед предавшим девушку графом. Но его так мучает совесть, что она ему все прощает. Жизель танцует со своим графом при свете луны, но рассвет разделяет их навеки. Это на самом деле великий балет, просто шедевр романтизма!

Романтизм… Некоторые современные танцовщики презирают это понятие. Они неправы. Но, в общем, не имеет значения, как это называется: романтизмом или еще как, этот балет просто прекрасен, это настоящий шедевр. Только это и важно!

Обычно, когда я занята в «Жизели», я стараюсь пробраться за кулисы при помощи одного машиниста сцены (потому что, естественно, нам запрещено находиться на сцене, когда мы там не заняты) и посмотреть второй акт, который я, правда, и так знаю наизусть. Но в этот вечер я не думала о трагедии Жизели. И мои подружки тоже.

Станцевав все, что полагалось, в первом акте, мы быстренько поднялись в гримерку, чтобы приготовиться, как будто ничего не происходит. Между «Жизелью» и дефиле у нас почти два пустых часа, когда нечего делать, это очень долго. Чаще всего мы используем это время, чтобы сделать уроки на завтра. Некоторые вяжут, некоторые играют, а наши одевальщицы и надзирательницы не решаются быть с нами слишком строгими, даже если мы шумим, потому что они считают: Опера — это чересчур тяжело для детей.

Так вот. В этот вечер мы были полны решимости и не стали терять время зря. Мы живо сняли свои крестьянские платьица из первого акта «Жизели» и переоделись в костюмы для дефиле: форменные пачки и маленькие короны на голове. Для гала-концертов выбрана именно такая форма — и для звезд, и для учениц. Кажется, это производит сильное впечатление на публику, когда занавес поднимается и по сцене Гранд-Опера проходит под марш вся балетная труппа и вся балетная школа — класс за классом.

Едва успев переодеться, мы стали украдкой, одна за другой, убегать из гримерки. Мы проскользнули по коридорам и приступом взяли верхний этаж. Ночью это было необычайно таинственно: полутьма, какие-то тени, гулкие отзвуки шагов. Кое-кому вспомнился Призрак, знаменитый Призрак Оперы*. На последнем этаже, под самой крышей, все казалось особенно странным. В этот час, когда все и всё крутится вокруг сцены и зрительного зала, огромные пустые пространства выглядели фантастически. В классах было тихо, ни малейшего шума, почти темно. Мы их не узнавали, хотя каждый день занимались там. Некоторые, самые маленькие, испугались, двое даже во весь опор помчались обратно в гримерку. Но сколько была смеха, когда пришлось вылавливать ключ из ведра с краской! Это оказалось не слишком удобно.

— Надо было захватить половник! — сказала Сюзон.

— Или дуршлаг, — отозвалась какая-то другая девочка.

Кики, которая очень волновалась, заявила, что знала бы она, что так получился, взяла бы удочку у своего дедули.

В конце концов, мы вылили краску в стоявшее рядом пустое ведро. Бернадетта руководила операцией, она следила, чтобы ключ не вывалился вместе с краской. Наконец мы его добыли, он был весь в белилах и пришлось оттирать его тряпкой.