Мария Белахова - Дочь

Какое счастье, что теперь организованы интернаты и можно таких, как Игорь, устроить туда! Отца у Игоря нет, а мать тяжело больна. Завтра же Ирина Андреевна займется устройством Игоря.

Она хочет отвлечь себя, вспомнить что-нибудь хорошее, чтоб развеять давящую тоску. Но ее мысль тут же, как только она перестает думать о Гусаковой, возвращается к Наташе.

Все это время — а прошел уже месяц после ссоры с Наташей — она непрерывно думает об одном и том же. Как все сложно в жизни! Почему она: так волнуется, переживает? В чем она виновата? Чего боится? Она душу свою вложила в воспитание Наташи, а теперь боится, что Наташа разлюбит ее. Какая несправедливость!

Горькие мысли не покидают ее. Она ведет урок в классе и не забывает о своей боли. Даже во сне, подсознательно, ее это мучает.

В последнее время сильно болит сердце. Вот и сейчас. Опять появилась эта боль в левой лопатке. Как будто сидит там большой гвоздь и прокалывает насквозь от лопатки к сердцу.

Ирина Андреевна продолжала идти. Но вдруг зажгло в груди, и острая, резкая боль в сердце заставила ее остановиться. Она сделала два шага в сторону и прислонилась к дереву.

Боль не утихала. Наоборот, она разлилась по всей левой стороне. Больные нити протянулись к шее, к уху, к щеке. Острая боль отдавала под мышку и даже в левую ногу.

Ирине Андреевне вдруг стало страшно. Она не думала о смерти, нет. Ее охватил непонятный, независимый от сознания и воли страх.

Тихонько, шаг за шагом она добралась до скамейки и села.

«Хорошо, — подумала она. — Теперь можно отдохнуть». А потом она пойдет домой. Как жалко, что нет с собой ни валидола, ни нитроглицерина!

Сердце беспокоит Ирину Андреевну уже давно. Она знает, что у нее стенокардия. Врачи предупреждали, что надо носить в сумочке лекарство. Но где там! Когда начинает болеть сердце, тут только она и вспоминает о лекарствах.

Откинувшись на спинку скамейки, Ирина Андреевна сидела закрыв глаза. Боль в сердце приутихла. Но заболела голова. Будто стянули ее тугим металлическим обручем.

«Вероятно, перемена погоды так повлияла на меня», — подумала Ирина Андреевна.

Как бы в подтверждение этой мысли, с неба начали падать мягкие, пухлые снежинки. Сначала редкие, потом все чаще, и, наконец, повалили сплошные белые хлопья.

Потемневший за день снег снова забелел. Липкие, пухлые снежинки одели голые от листьев ветки и широкие лапы елей. Снежинки оседали даже на шершавой коре стволов.

Ирина Андреевна боялась не только подняться, но даже пошевелиться. Инстинкт подсказывал, что надо какое-то время пробыть в неподвижности.

А снег все падал и падал. Под тяжестью пуховых снежных подушек уже начали сгибаться тонкие ветки кустарника.

Черная меховая шапочка и черный воротник шубы стали белыми, а Ирина Андреевна все так же неподвижно сидит на скамейке. Редкие прохожие смотрят на нее — не подойти ли? Либо женщине худо, либо она уснула.

Вдруг Ирина Андреевна услышала, что кто-то около нее остановился. Она открыла глаза. Перед ней стоял ее ученик, Коля Сомов.

— Ирина Андреевна, почему вы так сидите? — спросил он.

— Мне нездоровится, Коля! У тебя есть карандаш? Запиши телефон и позвони из автомата мужу. Пусть немедленно приедет за мной. Он тут близко, на Ленинградском. Ты только не пугай его. Спокойно скажи.

Хорошо, что так получилось. Сейчас приедет Антон, увезет ее домой. Денька два полежит, и все в порядке. Не вздумал бы он только вызывать «неотложку». Попадет в больницу, а там продержат дней десять. Ей нельзя болеть: кто заменит в школе? И Наташу нельзя оставить в такое время…

Нарушая все правила движения, Антон Иванович подъезжает на машине прямо к скамейке. Если Ирина Андреевна вызвала его сюда, значит, ей очень плохо. Не такой это человек, чтобы напрасно беспокоить его.

Ирина Андреевна сидит, откинувшись на спинку скамейки. Бледная, с посиневшими губами.

— Ты можешь встать? — спрашивает он ее, а сам стряхивает снег с шапочки, нагибается и целует щеку.

— Да, да. Могу. Только не в больницу. Мне совсем хорошо.

Теперь, когда Антон Иванович здесь и она понимает, что все будет сделано так, как нужно, из глаз полились неудержимые слезы.

— Ну что ты, миленькая, ну не волнуйся! — утешает ее, как ребенка, Антон Иванович.

Он усаживает жену в машину, и через пять минут они поднимаются на лифте в свою квартиру. Теперь все хорошо. Ну чего так испугалась бабушка? Села на стул — и ни с места. Как будто ноги у нее отнялись. Напрасно она волнуется, все обойдется. Хорошо, что нет Наташи. Перепугалась бы!