Не дождавшись ответа от Сани, Игорь продолжал:
— А чего Аркашка Иванов ко мне прицепился с этой резинкой? Ответь да расскажи! Подумаешь, я перед ним должен отчитываться! Я не посмотрю, что он боксер. Проучу его так, что всю жизнь будет помнить.
С опасением поглядывая на дверь кабинета и снова не дождавшись ответа от Сани, Игорь заключил:
— Я на педсовет не ходок! Но смотри и ты — не трепли языком!
И, снова поглядывая на дверь директорского кабинета, быстро зашагал к выходу.
Это уже угроза ему, Сане. Это что же, Игорь думает, что он трус? Запугивает? Зачем Игорь приходил сюда? Побоялся, что Саня все расскажет, и решил припугнуть! А что Игорь ему сделает? Изобьет? Пусть только попробует!..
Саня вспоминает Аркашку и улыбается. Попробуй Игорь с ним сразиться! Тот его сразу на обе лопатки положит. С Аркашкой надо теперь вместе из школы ходить.
Ну что они там так долго заседают? Скорей бы уж! Сане почему-то стало холодно. Он устал. Хотелось лечь или хотя бы сесть. Почему в коридорах нет скамеек?
Странно! У человека большие неприятности, а он думает о каких-то скамейках. Как во сне.
Когда открылась дверь кабинета директора, Саня сильно вздрогнул и оглянулся. Это была мать. Татьяна Михайловна подошла к нему и сказала:
— Пойдем, сынок, домой. Отложили до следующего педсовета.
Сказала ласково, нежно, как будто никогда между ними не было неприятностей. И Саня вдруг почувствовал, что вот-вот заплачет. Отчего это?
Они направились к лестнице, но дверь кабинета снова открылась, и вышел Сергей Владимирович.
— Рябинин! Подожди минутку. Вы, мамаша, — сказал он Татьяне Михайловне, — идите. Он скоро придет домой. — И, поглядев на Саню, сказал: — Пойдем, ну хотя бы в этот класс. Поговорим.
Как это случилось — Саня потом сам удивлялся, — но он все рассказал Сергею Владимировичу. И не настаивал тот, не выпытывал, не стыдил. Начал с ним разговаривать запросто, как равный, как человек, который по-настоящему огорчен неприятностями друга. И Саня все ему рассказал, все, что его мучило и угнетало последнее время: как они проводили время с Игорем, как обманывали учителей и домашних, как осматривали иностранные машины, рассказал о разговоре с иностранцем о сувенирах, рассказал, как и почему столкнулись на Садовой две машины. И, когда кончил говорить, вдруг почувствовал, как ему стало легко. Что будет дальше, он не знал, но все равно, хуже, чем было в эти дни, ему не будет.
Сергей Владимирович, глядя внимательно и по-доброму на Саню, спросил:
— Ты мне все откровенно рассказал? Ничего не скрыл? Ты ведь знаешь, я секретарь партийной организации школы. Могу я поручиться своей честью — партийной, советской, — что все было именно так?
— Можете. Все сказал.
И тут Саня вдруг заплакал. Об этом ему неловко даже вспоминать. Мужчина, взрослый человек, и вдруг заревел. Как мальчишка какой!
Сергей Владимирович обнял его:
— Ничего. Не волнуйся. Положись на меня. Теперь ко мне перешла твоя тяжесть. А я должен хорошо с ней справиться. Иди домой, Рябинин, и занимайся. Мать свою успокой. Хорошая она у тебя. Береги ее.
Когда Саня пришел домой, Татьяна Михайловна, посмотрев на его бледное лицо, покрасневшие глаза, поняла, что он находится в крайней степени напряжения. Она не стала ни о чем его спрашивать. А он сказал ей:
— Мамуля! Я не хочу есть. Я спать хочу. Только ты не думай, что я заболел. Это так…
Всего семь часов вечера, а Саня разделся, лег в постель, к стенке носом, и затих. Татьяна Михайловна погасила верхний свет, закрыла газетой настольную лампу и вышла из комнаты.
Кажется, беда уходит. Конечно, ничего, кроме хорошего, и не могло быть после разговора Сани с Сергеем Владимировичем. Замечательный человек! Да и все учителя отнеслись к ней участливо.
А где Ира? За это время мать все внимание отдала Сане. Как бы дочка не наделала каких-нибудь глупостей! Вон Нюра Фролова — росла тихой, скромной, а сейчас Анна Павловна извелась с ней. Гуляет допоздна, ничего не делает и на всякое замечание дерзостью отвечает. Где и когда прозевали человека?
Татьяна Михайловна сидит в кухне. Она не хочет входить в комнату, пусть Саня спит спокойно. Она дождется Иры. Если ее не предупредить, ворвется с шумом и разбудит брата.
Если у человека спокойно на душе, то и работа спорится, и окружающие люди становятся приятными. Так было и с Татьяной Михайловной. Когда на другой день, после педсовета, она пришла на работу, то, глядя на детишек с нежностью, подумала: «Милые вы мои малыши! Наверно, вам было скучно со мной все эти дни, когда я распустила нюни». И в самом деле, сегодня ее дети были веселыми, смешливыми и озорными.
Читать дальше