Аделаида Котовщикова - Фитюлька

Павлик ему позавидовал: сам он так здорово свистеть не умел.

— Вежливых детей, — сказал Евтихий Евтихиевич, — скоро придётся записывать в «Красную книгу».

— А таких слабоухих, как ты, дедка, — ухмыльнулся мальчишка, — и записывать в «Красную книгу» не стоит. Пусть вымирают. — Он засунул два пальца в рот, надул щёки и вдруг… очутился в руках у папы Павлика, Дани и Тайки. Да, да! Оказывается, папа вошёл во двор и всё слышал.

Бросил папа на землю рюкзак с картошкой, схватил мальчишку за плечи, рывком поднял со скамейки, тряхнул так, что у мальчишки зубы лязгнули, и сказал гневно:

— Если ты, знаток «Красной книги», посмеешь ещё раз обидеть старого человека, я тебя осрамлю на пионерском сборе. Стыдно станет — век не забудешь!

— Не имеете права бить ребёнка! — заверещал мальчишка.

— Ты понял меня, ребёночек? — сурово спросил папа. — А ну марш отсюда!

Он отпустил мальчишку, и тот со всех ног бросился удирать.

Павлик и Даня молча смотрели на всю эту сцену.

— Будьте здоровы! — поклонился папа слегка ошеломлённому старичку, подхватил с земли рюкзак с картошкой и пошёл домой. Павлик с Даней за ним побежали.

— Пап, а пап, это какая такая книга — красная? — подскакивая возле широко шагавшего папы, спросил Павлик.

И Даня подхватил:

— «Красная книга» — ето что?

Папа им объяснил, что в «Красную книгу» записывают редких животных, птиц и насекомых, которых мало осталось на Земле. Их оберегают, запрещают на них охотиться, чтобы они совсем не исчезли…

«Конечно, этого Евтихия Евтихиевича надо тоже оберегать, — глядя в окно, думал Павлик. — Надо его записать в «Красную книгу», а не оставлять без всякой защиты!»

Опять они остались одни. Мама ушла в магазин, смеркалось на улице.

В «пещере», где они поселились, было совсем темно: накинутый на круглый обеденный стол плед спускался почти до земли. Только слабо светилась луна в облаках: на абажур торшера они накинули косынку. Из-под неё вырывался лунный свет. Совсем без луны, пожалуй, наткнёшься на деревья — стулья и скалу — книжный шкаф. Шторы-то на окнах плотно задёрнуты.

Поджав ноги, они сидели в «пещере» на медвежьей шкуре: мамино одеяло как раз пушистое, всё равно что косматое. Совещались, как им жить. Решили, что Павлик с Даней пойдут на охоту, а Тайка останется дома и будет варить обед — женщина потому что.

— Варить обед — нужна вода! — заявила Тайка и засмеялась.

Даня спросил:

— А можно пить воду не ротом, а носом?

Павлик подумал и предложил:

— Попробуем!

Все вылезли из «пещеры» и отправились в ванную. Ванная — не дикая пещера, там может гореть электричество.

Павлик зажёг свет, налил в тазик воды, поставил его на табуретку.

Даня наклонился, сунул нос в воду. И сразу захлебнулся, зафыркал, закашлялся. Во все стороны брызги полетели.

— Ты не так! — Павлик оттолкнул головой брата. — Надо втягивать ноздрями…

Он наклонился над тазиком, рот плотно закрыл, глаза зажмурил и сильно потянул носом.

Вода влезла в ноздри, в глотку, кажется, даже в уши…

— Фу ты! — Павлик поперхнулся, закашлялся, задохнулся. В носу засвербило, а чих не выходил. Рукой он нечаянно угодил в тазик, вода выплеснулась… Сквозь судорожный кашель он смутно слышал голос Дани:

— У тебя ещё хуже, чем у меня, получилось.

Сам Павлик не мог выговорить ни слова: кашлял, давился то ли водой, то ли воздухом.

Словно где-то вдалеке, с восторгом кричала Тайка:

— Сами! Сами! Я вас не поливала! Сами мокрые! Ой, что это?

Наконец-то Павлик сильно чихнул, в носу, в горле и в голове прочистилось, разлепил сжатые веки, широко открыл глаза, а вокруг — темным-темно. Что такое?

— Лампочка перегорела, — сообщил Даня.

Выбрались в коридор. Павлик нашарил на стене выключатель, повернул его. Всё равно было темно.

— И тут перегорело, — где-то под локтем у Павлика сказал Даня и, спотыкаясь, в потёмках побежал в столовую.

Павлик шагал не спеша, чтобы за что-нибудь не зацепиться: в узком коридоре вдоль стен стояли стеллажи с книгами, да ещё Даня с Тайкой вечно там игрушки бросают.