Виктор Бороздин - Большая Хета сердится

А зубастых собак мать-медведица не боится.

Однажды, когда она выслеживала нерпу, на неё налетела целая свора собак. Они окружили её, с лаем бросались, старались цапнуть.

Медведица, сидя, лениво отмахивалась от самых назойливых. И лишь когда почуяла приближение Двулапого, ринулась на них, раздавая тумаки когтистыми лапами, так что собаки с визгом разлетались в стороны. Расшвыряв свору, она скрылась в торосах, где они с Умой, дрожа, ожидали её. Собаки в торосы не побежали. Оказалось, что они боятся не только воды, но и торосов, потому что совсем не умеют лазать по ним.

Сколько раз Умка убеждался в бесстрашии матери-медведицы!

Как-то у них долго не было еды. Нерпы куда-то уплыли, а куда — неизвестно. В поисках добычи они шли и шли, перебираясь с одной льдины на другую, мать-медведица вставала на дыбы, тянула шею, осматривала всё вокруг, раздув ноздри, принюхивалась, но так и не могла уловить ни малейшего признака нерп. Они отощали, бока у матери запали, шкура свисала складками, у него и Умы совсем мало осталось сил.

И когда им стало уж совсем худо, ветер — их спаситель — вдруг принёс чуть уловимый запах: этот запах подсказывал, что где-то недалеко им есть чем поживиться! Они прибавили шагу и вскоре увидели на краю льдины лежбище моржей.

Он и Ума обрадовались, что моржей так много. Они так обрадовались потому, что ещё не знали, как трудно охотиться на моржей.

А мать знала. Она легла и долго присматривалась к моржам. После трудной и бесплодной ходьбы по льдам набиралась сил.

Потом, приказав им не шевелиться, стала неслышно подбираться к лежбищу. Она не шла, а еле заметно для глаз ползла. То и дело кто-нибудь из моржей поднимал голову, осматривался, не грозит ли опасность. И всякий раз медведица замирала, сливаясь со снежными наносами. Голова моржа опускалась. Тогда она снова ползла.

Ветер тянул со стороны моржей, поэтому моржи её не чуяли. Зато их запах доходил до Умки и Умы, и от этого у них ещё сильнее ныло в животе, голод становился нестерпимым. Им хотелось поторопить мать: чего медлишь? Ведь моржи такие неповоротливые, что с ними церемониться!

Но чем ближе медведица подползала к моржам, тем осторожнее она становилась. В два прыжка она могла бы уже достать крайнего, молодого, со старым ей не справиться. Но — надо наверняка. Чёрные глаза прищурены, чёрный нос прикрыт лапой.

Всё же моржи её заметили. Короткий сигнал тревоги, и все эти сонные туши ринулись к воде. Шлёпанье тел, рёв потревоженного стада. Вода у края льдины закипела, буруны взметнулись вверх.

Сигнал тревоги был сигналом и для медведицы. Как снежный вихрь она ринулась на моржа и ударила лапой.

Куда девалась неповоротливость моржа! Он мгновенно обернулся и тоже нанёс удар своими страшными клыками. Медведице удалось отскочить, и удар пришёлся вскользь, выдрав у неё клок шерсти.

Медведица и морж вставали на дыбы, кружили на месте, с рёвом бросались друг на друга, нанося удары и сами увёртываясь от ударов. Медведица старалась оттеснить моржа от края льдины. На льдине она проворнее его. Но морж напирал своей громадиной, стараясь столкнуть медведицу в воду — там он властелин, там он её одолеет. Они то отступали от края, то, казалось, вот-вот рухнут в разводье.

Медвежата с начала битвы рвались вперёд, на помощь матери, но, вспомнив её наказ, останавливались, топтались на месте, повторяли всё, что делала она: бросались на «врага», отскакивали, били лапой — по воздуху, яростно рычали…

Медведица была увёртливее, удары её точнее. И морж, обессиленный, уже не надеясь отбиться, кинулся к краю льдины, ища там спасения. Ещё секунда — и он ушёл бы под воду. Но медведица опередила его. Метнувшись, крепко схватила когтями, рванула, отбросила от края. Морж бы повержен.

Израненная, обессиленная медведица, опустив голову, с минуту смотрела на неподвижно распластанную тушу — не пошевелится ли, — потом отошла в сторону и легла, закрыв глаза.

Еды тогда им хватило надолго. Они с сестрёнкой набрались сил и опять стали устраивать драки. Мать-медведица скоро поправилась, шкура на её боках уже не свисала складками, раны, нанесённые моржом, зажили.

Сейчас, когда Умка стал большим и сильным медведем, он мог бы тоже сразиться с таким клыкастым великаном. Но после той битвы он усвоил: морж — грозный зверь, и в драку с ним вступать надо только при крайней необходимости. Мать-медведица решилась на это потому, что они все тогда были очень голодны.