Корней Чуковский - Солнечная

Так как ветер гнал к нему всех монахов, которых ребята пускали в то время, он стал перехватывать их своей мастиркою и, хихикая, с шутовскими ужимками, почтительно преподносил их Бубе.

Буба угрюмо хватал их, комкал и, не глядя, совал под матрац.

Пострадавшие кричали и ругались, но он словно не слышал их воплей.

Заметив, что Буба пресытился этой забавой, Илько сейчас же принялся за другую.

Он умел плевать удивительно метко на два с половиной метра и многими годами тренировки довел этот талант до совершенства.

Теперь, добиваясь благоволения Бубы, он показал ему целый ряд достижений в этом высоком искусстве, посылая меткие, как пуля, плевки в самые разнообразны предметы.

Буба как будто чуть-чуть оживился. Возможно, что он и сам в свое время был чемпионом этого благородного спорта. Но все же ни одной доброй улыбки не подарил он бедному Ильку. Тогда Илько решил попробовать последнее средство и завоевать себе Бубину дружбу ценою величайшего подвига.

Этот подвиг долго не забудется в летописях санатории, потому что, как говорил Соломон, именно после этого подвига Солнечная и полетела к чертям.

На Солнечной был горбатый Энвер, сын крымского колхозника, татарин. У Энвера было сокровище: глобус — маленький, величиною с апельсин. Энвер дневал и ночевал с этим глобусом. Весь ледовитый океан был для него как родная деревня, и, разглядывая его по целым часам, он чувствовал себя живым очевидцем будущих полярных путешествий и подвигов.

И вот Илько, виртуозно владевший мастирками, после нескольких неудачных попыток похитил у него этот глобус и как раз в то время, когда силачи-санитары внесли большую кастрюлю с борщом, размахнулся глобусом и кинул его прямо в кастрюлю.

Да, прямо в борщ, через всю площадку!

Теперь-то Буба непременно полюбит его!

Глобус плюхнулся в жирную жидкость, и санитаров обрызгало рыжими кляксам.

Ребята всплеснули руками, закудахтали, завыли, заёрзали.

Фанни Францевна, всегда видевшая глобус в руках Энвера в первую минуту решила, что Энвер-то и швырнул его в борщ, и налетела на Энвера, как тигрица:

— Это ты! Это ты! Это ты!

А Энвер, для которого глобус был дороже всего на земле, протягивал руки к кастрюле и повторял без конца:

— Это мой! Это мой! Это мой!

Прибежал доктор, ужасно сердитый, и раньше всего приказал, чтобы Бубу немедленно отправили назад в изолятор, а потом грозно поглядел на Илька:

— Ах ты, маримонда египетская!

Илько съежился и бесстыдно залопотал:

— Я нечаянно…

Доктор запыхтел как паровоз.

Борщ унесли и заменили холодной ухой.

Энверу обещали новый глобус, но он был безутешен и горько оплакивал старый.

В тот же день собрание звеновых, обсудив поведение Илька, вынесло единогласный приговор: Илько за свой хулиганский поступок лишается права участвовать в праздновании Первого мая.

Это была очень суровая кара, и применялась к самым тяжелым преступникам, но Илько только ухмыльнулся презрительно:

— Пожалуйста. Плакать не стану. Очень мне нужно ваше Первое мая!

Впрочем, он куражился недолго. Вскоре ему пришлось пригорюниться, потому что на площадку пришла Зоя Львовна и сообщила потрясающую новость.

Решено, что Первого мая их всех, и ходячих и лежачих, всех как есть, повезут на грузовиках далеко-далеко, до Пентапейского колхоза, и назад.

На грузовиках!.. Вот так здорово! Вся Солнечная засияла от радости. Ведь многие столько лет, столько лет, не вставая, пролежали в постели…

Столько лет не видели ни автомобилей, ни кур, ни коров, ни первомайских демонстраций, ни улиц.

— Я увижу трактор! — волновался Цыбуля. — И мельницу!.. — А я милиционера!..

— А я индюка!..

Вслушиваясь в эти веселые крики, Илько долго крепился и выпячивал губы, но потом захныкал, как старуха:

— Ой, милые! Ой, золотые! Ой, больше не буду! Ой, возьмите и меня покататься!

— Лишенцам не полагается, — басом ответила Мурышкина Паня.

Илько ожидал, что Буба, оценив его подвиг, сделает его своим закадычнейшим другом.

Однако Буба не только не выказал ему никакой благосклонности, но, перед тем как уйти в изолятор, буркнул ему на прощание что-то вроде «гад» или «гадина» .

Это слово вполне подходило к Ильку. Он и правда был какой-то гаденький, и товарищи его терпеть не могли.

Говорили, что, перед тем как очутиться на Солнечной, он с самого раннего возраста помогал своему отцу торговать. У его отца была в Одессе лимонадная будка, и мальчик провел там всё детство.