Михаил Самарский - Формула добра

Сашка окинул нас взглядом и начал читать.

Собака – друг пьяного человека рассказ

С платформы «Серп и молот» в вагон вошёл, если, конечно, можно так выразиться, мужчина лет сорока, с трёхдневной щетиной на впалых щеках и разбитым в кровь носом. Тут же в моей памяти всплыла книга Венедикта Ерофеева (не путать с Виктором) «Москва – Петушки» .

Почему именно эта книга? Да потому что ерофеевский герой ехал именно по этому маршруту. В городе Реутов в вагон вошла дама с собакой. Честно сказать, это была не собака, а бульдозер. Голова на порядок больше моего 21-дюймового монитора, лапы, как у слона, а вывалившийся язык с полметра длиной. Нет, друзья, таких собак можно держать только в зоопарках. Или в загонах. Но в любом случае, ездить с ними в электричке без намордника – это затея для любителей русского экстрима.

И тем не менее. Пьяный наш ерофеевец к тому времени разругался в пух и прах с соседями по сиденью и уже чуть было кулаки в ход не пустил, но тут его затуманенный взор упёрся в собачье «лицо».

Почему я называю морду собаки лицом? А потому что вот что сказал товарищ даме (цитирую дословно): «Мадам, ваша собачка такая же симпатичная, как и вы. И лицо у неё такое же одухотворённое».

Не знаю, можно считать это комплиментом или нет, но сидящая напротив старушка прыснула в ладошки. Ерофеевец посмотрел на неё пристально и вдруг, немного привстав, громко продекламировал: «Над кем смеётесь? Над собой смеётесь?» – мужчина снова рухнул на лавку, чем вызвал недовольство соседей.

– А чего это мне над собой смеяться? – презрительно фыркнула старушка, не поняв юмора поклонника классики. – Я не напиваюсь до поросячьего визга. Так что не надо мне говорить эти глупости.

– Это не глупости, мать! – мужчина поднял вверх указательный палец. – Это Гоголь! Николай Васильевич Гоголь!

– И слава богу, – закивала старушка. – Но, уважаемый, у собаки всё-таки морда, а не лицо!

– Вот это, ик, – икнул ерофеевец, – вопрос очень даже спорный, – он указал пальцем на сидящего рядом соседа. – Вот у него морда, хоть он и похож на человека.

– Ты чё, урод? – взревел сосед и схватил ерофеевца за грудки. – Да я тебя сейчас урою, скотина!

– Видишь, мать, – трепыхаясь в руках нападающего, весело закричал пьяный товарищ, – ты видишь, как он правды боится, вот тебе и лицо. А ты говоришь: у человека… у собак.

– Рыло своё заткни, скотина! – ещё громче заорал нападавший и замахнулся то ли для острастки, то ли для удара.

И тут «собачка» дамы неожиданно подала голос. Она так рявкнула, что, как мне показалось, даже колёса у электропоезда стихли, хотя мы летели с приличной скоростью через рощу.

– А-а-а-гав! – сказала собака. И все поняли, что дальше вести себя так нельзя.

– Ты чего, пёсик? – заискивающе спросил сосед ерофеевца и отпустил того на лавку.

– Она тебя предупреждает, – пояснил нетрезвый пассажир, – языком сколь угодно болтай, а рукам воли не давай.

– Я же тебе сказал, рот закрой! – прошипел разгневанный сосед по лавке.

Собака снова повторила свой призыв, но ещё грознее.

– Ну, ты убедился? – рассмеялся ерофеевец. – Ты видишь? Она не любит грубости и агрессии, – он спустился на пол, сел прямо подле собаки и погладил её. Та в ответ лизнула его в мор… то есть в лицо.

– Осторожно, мужчина, – предупредила хозяйка пса. – Если укусит, я не отвечаю.

– Не укусит, – отвечает мужчина, – вы посмотрите ей в глаза. Она может укусить только негодяя. А я очень даже честный и порядочный человек…

– Хм, «порядочный» нашёлся, – передразнила старушка. – Зато вы неприлично пьяны!

– А ты, мать, уже очень стара, неприлично стара. Столько люди не живут, – парировал мужчина.

– Ну и что? – завизжала старушка. – Старость – не порок.

– Да я, мать, не о пороках. Не обижайся. Это шутка такая. Просто я завтра буду трезвым!

И вот тут началось самое интересное. Только вы не подумайте, что я сочиняю эту историю для красного словца или чтобы как-то украсить сюжет. Нет, этот рассказ – это вам не какой-то там вымысел в угоду читателю, это самая что ни на есть правда. Ерофеевец стал громко читать Есенина: «Выткался над озером алый цвет зари…»

Собака стала ему подвывать.

– Давай-давай, дорогая, аккомпанируй мне. Мы с тобой сейчас такой дуэтище организуем, все рухнут. Ну!

И собака запела. Нет, не залаяла, а именно запела. У-у-у-аа-а-уу-а-а-ууу!

Вагон притих, ерофеевец читал стихи, собака аккомпанировала, и даже агрессивный сосед раскрыл рот и замер от удивления. Не знаю, то ли собаке понравилась такая сочная характеристика ерофеевца о её одухотворённом лице, то ли собака и действительно добрая. Но она прямо прилипла к нетрезвому пассажиру и стала его облизывать. А тот и не сопротивлялся. Все стали им аплодировать.