Владимир Лакшин - Закон палаты

Зоя Николаевна пыталась отговорить: немецкий был бы нужнее, да и учебник легче будет достать.

— И вообще язык врага надо знать лучше, чем язык друга, — на мгновение озадачила она всех. Но не поколебала.

Кто-то предложил голосовать, но и без голосования было ясно: испанскому конкурентов не будет.

Ребята размечтались, стали кричать, фантазировать, и Зою Николаевну почти не стало слышно. Игорь вспомнил, что Франко послал в подмогу немцам «голубую дивизию», значит, и испанские фашисты с нами воюют, а испанский язык редкий. Выучить его, и что же, очень может случиться, что они понадобятся в штабе переводчиками, а потом и за линию фронта, на разведку могут послать…

— Ну да, на костылях, — усомнился Гришка.

— А что, ещё лучше, никто не заподозрит, что разведчик… — сообразил Поливанов, и восторг прельстительных миражей охватил палату.

Щёки ребят пылали, блестели глаза. Они уже ясно видели себя там, в тылу у немцев, с пистолетами и гранатами на поясе, и позабыли про Зою Николаевну, которая стояла в ногах постелей, пытаясь их перекричать.

Шум улёгся понемногу, и Зоя Николаевна стала объяснять, что испанский язык похож на французский и итальянский, что у них другие, чем у нас, буквы и к словам особая приставка — артикль. Первые пять букв она тут же назвала и просила запомнить. «А» и «Е» оказались, как у нас. «В» называлась у них «Б», «С» почему-то «Ц», а «Д» вообще ни на что не похоже — полкружка с палочкой. Теперь буквы надо было написать — каждую по целой строчке.

Зоя Николаевна раздала карандаши и бумагу: заранее нарезала шесть кусков из старой газеты, чтобы каждому достались белые поля. Писали старательно, но карандаши быстро тупились, полей не хватало, а по печатным строчкам чертить — совсем грязно выходит.

Жаба попробовал писать аккуратно, подложив дощечку под газету, даже язык высунул от усердия, но на третьей букве заскучал и стал рисовать чёртика.

— Зоя Николаевна, а как по-испански «здравствуйте»? — поинтересовался он.

— Буэнос диас, — ответила она.

Отложив листки, ребята на все лады стали повторять незнакомое слово, упиваясь его странным звучанием.

— А как «до свидания»?

— Аста ля виста.

— Остановисьта, — переиначил Жаба.

— Аста ля виста, дурак, — поправил его Костя.

— Зоя Николаевна, а как «дурак» по-испански? — неожиданно подъехал Поливанов.

— А зачем тебе? Ну, «тонто», — покорно ответила Зоя Николаевна.

— Тонто, тонто, — стали на все лады смаковать ребята, поворачивая друг к другу ехидные физиономии. — А как будет «свинья»?

— Пуэрко, — смущённо ответила Зоя Николаевна, понимая, что урок заваливается в какую-то яму, и попыталась вернуться к алфавиту. Но ребята как с цепи сорвались.

— А как будет «бандит»? А «собака»? — слышалось со всех сторон.

Зоя Николаевна отвечала безотказно, отбиваясь лишь от самых глупых вопросов и всё пытаясь перейти к делу, но не тут-то было. Восхищённые её познаниями и новизной своих открытий, ребята старались перещеголять друг друга, прицокивали языком, переглядывались победно и повторяли, как заведённые: «Тонто! Пуэрко!»

— Так мы все ругательства выучим! — ликуя, заорал Жаба.

— Ты, Вася, неумно говоришь, — оборвала его Зоя Николаевна. — Слова, даже бранные, не всегда будут ругательствами. Все зависит от того, как сказать. Можно и красивое, хорошее слово употребить как ругань. А можно сказать «дурачок ты мой» — очень ласково.

— Дурачок, дурачок, — весело загалдели ребята, пробуя, как это будет получаться.

— Свинка ты моя, — сказал Костя, обращаясь к Гришке.

Зоя Николаевна покачала головой.

— Ну, от тебя, Митрохин, я ждала больше ума.

Костя надулся и замолчал.

— И вообще, что за галдёж вы подняли, — спохватилась Зоя Николаевна. — Это же урок. Так никакого языка выучить нельзя.

Она опоздала повернуть руль и теперь тщетно сражалась с захлестнувшей её стихией.

— Вообще же, ребята, испанский язык не для того создан, — ещё пыталась объяснить она. — Это язык поэзии. Язык пламенного призыва. Послушайте: «Пролетариос де тодос лес паисес униос!» Красиво? Это лозунг: «Пролетарии всех стран соединяйтесь!» Или: «Но пасаран!» — «Не пройдут!» Ещё великий Ломоносов сказал: «Испанским языком — с богом говорить прилично…»

— «С богом»… — Костя ухмыльнулся и многозначительно переглянулся с Ганшиным. Ну и лепит сегодня Зоя!

Но тут урок Зои Николаевны, и так уже потонувший в нестройном гуле голосов, кончился, потому что в дверях возникла учительница литературы и истории Изабелла Витальевна. Она только что кончила первый урок у девчонок, и Зоя Николаевна пошла сменить её в третью палату, а Изабелла заняла её место у печки.