Виталий Коржиков - Волны словно кенгуру

Как положено.

После работы Витя показывал команде кино. В коридоре было пусто. Одна Наталья наблюдала, как мы с Яшей играли в китайский бильярд. Бильярд как бильярд. Только вместо шаров бегают по полю шашки. Прицелился… хлоп киём! — и шашка в лузе.

Я уже собрался загнать шашку в лузу, как всё разом сдвинулось, шашки поехали, будто с горы вниз. Это под пароход подкатила волна. За ней другая!..

— Ну, началось, — сказал Яша. — Ох и укачает тебя сегодня, Наташка!

— Меня? — рассмеялась Наталья. — Меня ни в один шторм не укачивало!

А я вдруг встревожился. Сам хотел, чтоб «штивануло», а теперь забеспокоился: прежде-то меня не укачивало, а сейчас не знаю…

Полночи я прислушивался, как ухали за бортом волны, как сипел в тумане гудок. А потом уснул — и хоть бы что!

Сел завтракать — и тут аппетит нормальный. Судно ходит из стороны в сторону. А мне хоть бы что.

Но главное-то работа. Как там получится?

Я побежал в малярку. Кругом туман, всё сырое. По тросам и цепям перебегают из стороны в сторону капельки воды. Ноги скользят.

Но вот поставили мы на палубу железные бочки, положили доски, забрались на них и стали красить потолок. Протрём потолок насухо тряпкой, а потом по сухому уже кистью слева направо, взад-вперёд.

Сбоку волны гудят, забираются одна выше другой. Болтанка и толчея! А мне ничего. Вроде и не замечаю этого. Стою, крашу. Работа простая, а нешуточная: пароход из твоих рук как новенький выходит.

Заработался я, забыл и про качку и про туман. Да Ни-коныч напомнил.

Мы бросили кисти в ведёрко с водой, чтоб не засохли, и оттирались керосином. У меня всё лицо в зелёных веснушках, у Яши борода, словно у лешего, зелёным мхом подёрнута. А Вите с потолка прямо на пшеничный ус капнуло.

Никоныч в вязаной шапочке с помпоном выглядывал за борт, смотрел, как перекатываются по воде молочные туманные хлопья, и гудел:

— Ну, проклятущий, вот проклятущий! Палубу из-за него никак не покрасишь!

— Из-за кого, Никоныч? — спросил Витя.

— Да из-за тумана! Лягушки по палубе скоро запрыгают!

— Ну уж у вас запрыгают!

— Всё равно не люблю я его.

— Будто я люблю!

— Ты — это одно. А я-то всё равно больше твоего не люблю, — сказал Никоныч и сел на перевёрнутый ящик.

Витя мне подмигнул: увидеть Никоныча сидящим в рабочее время — дело редкое. Сейчас что-то расскажет.

Я бросил тряпку в ведро и пристроился рядом на бочке.

— Камень Опасности знаете? — спросил Никоныч.

— А как же!

— Так вот, лет сорок назад сели мы на него брюхом. В трюме пробоина, под нами глубина, а тут как тут самураи. Они тогда на Южном Сахалине хозяйничали. Согнали под оружием всех на берег — и пытать: «Где советские войска, какое у них оружие?» Капитана били-били — молчит. Они кричат: «Боцмана!» Притащили меня в штаб, стали допрашивать — я молчу. Предложили сигареты, а я говорю: «Не курю!» Тогда один молодой офицерик закурил сам и сигаретой мне в глаз. Один-то у меня окалиной побит, так он в другой прицелился… Я хоть раньше никогда никого пальцем не трогал, схватил табуретку: «Ну, сейчас они меня уложат, но и я их всех переломаю».

Я посмотрел на руки Никоныча, усмехнулся: таким кулаком приложишь все винтики-шурупчики разлетятся!

— Разбежались японцы по углам, побоялись… И стали остальных допрашивать. Всех били, допрашивали… — сказал боцман. — А уж когда приехали за нами наши представители из посольства, самураи такими хорошими прикидывались! Конфетами угощали, вино наливали. Тоже тумана напускали. Только мы ни к чему не прикасались!.. — Боцман прищурил глаз и сказал уже тише: — Народ-то японцы неплохой, работящий. И моряки хорошие, и рыбаки. Да ведь сидит среди них где-то и тот фашист. Он ведь молодой был. Так что ходить по Японии я хожу, глядеть — гляжу. Где-нибудь он, офицерик, среди тумана да вынырнет. Вот так! Такая с туманом история.

— Да, история — хоть капитану рассказывай! — заметил Яша.

— Это точно! — поддержал его Витя. — Хотя капитан не истории любит, а историю. Вот любит! И знает назубок. Где какое сражение, какая морская битва.

— Ага! — подхватил Яша. — По рубке ходит, а на горизонте, поди, видит Трафальгар или Синоп.

— Смотри-ка! И ты сечёшь в этом деле? — поддел его Витя.

— А как же! С каким капитаном плаваю! От капитана на судне вся музыка, — сказал Яша.

Теперь, заглядывая в рулевую рубку, я тоже примечал: капитан и впрямь ходит, как адмирал перед боем. Ушаков — и только! То вглядывается в горизонт, словно видит там вражескую эскадру, то окидывает взглядом поле исторического сражения, а порой втянет голову в плечи и думает, думает, словно решает ход боя. Как-то я пошёл к нему за книгой и остановился у порога каюты. На полках стояли фолианты с золотыми тиснениями. История! Из магнитофона разносилась музыка композитора Равеля. Такая, что под неё армиям двигаться в решительную битву: