Рувим Фраерман - Дальнее плавание

Галя отвернула свое лицо к стене.

— Что это? — прошептала она в испуге. — Не история…

И тотчас же ее заметила Анка и подбежала к ней и своим звонким голосом назвала ее имя.

Анна Ивановна обернулась. И Гале показалось на мгновение, что даже издали она смотрит на нее с укоризной своим зорким и строгим взглядом и даже будто погрозила ей пальцем.

Анка же между тем, по своей шумной привычке, уже обнимала Галю и, блестя глазами и быстро произнося слова, задавала ей тысячу вопросов, из которых ужасен был для Гали только один: почему она не пришла на первый урок? Анна Ивановна так интересно рассказывала!

— А история? — воскликнула Галя. — Ведь история должна быть первым уроком. Ведь в расписании — история, — бормотала она в полной растерянности.

Подруги окружили Галю, как всегда окружали ее, тесной толпой. Им не было дела до ее растерянности и до истории. Они говорили все наперебой.

И Галя узнала, что урок истории будет сейчас, что Иван Сергеевич почувствовал себя плохо и весь первый урок лежал в учительской на диване, и что он ни за что не хотел уходить домой, и что Анка и Нина Белова бегали к нему и даже приносили ему лекарства, и что он был очень ласков с ними, и что рассказывать сегодня не будет, а будет только спрашивать, и что он очень доволен их классом — все так хорошо учатся у него, ему с ними очень легко, — и что он даже два раза спрашивал про нее, про Галю…

Многое могут рассказать девочки, когда они говорят все разом.

— Что же он спрашивал про меня? — шепотом спросила Галя.

Волнение лишило ее голос почти всякой силы.

— Он спрашивал, — холодно ответила Нина Белова, — пришла ли ты сегодня в школу на его урок. Он тебе никак не может поставить отметку. А четверть уж подходит к концу.

Голос у Нины был спокоен, даже немного насмешлив, и черные толстые косы ее холодно блестели в лучах такого же холодного солнца. Кажется, она одна догадывалась об истинном положении Гали, так как была умна и человеческая зависть придавала ее уму удивительную проницательность.

Но Галя даже не видела Нины. Ей казалось, что она тонет, погружается в какой-то матовый туман, сквозь который все так смутно видит.

— Что ты выдумываешь, Нина! — сказала сердито Анка, — Он вовсе этого не говорил. Он спросил только, пришла ли Галя Стражева, и был немного огорчен. Да, он был немного опечален, когда узнал, что тебя нет в классе. Но он ничего не сказал. Хочешь, я пойду и скажу ему, что ты пришла?

— Не надо, не надо! — в страхе воскликнула Галя. — Я, может быть, опять уйду. У меня есть записка от матери.

И все увидели ее испуг.

Некоторые отошли от Гали. Но многие молча остались стоять вокруг нее, не спрашивая больше ни о чем.

Не одна только зависть бывает так проницательна. Куда пытливее ее и проницательнее дружба, ибо так легко читать в сердце человека, когда ты любишь его!

А Галю любила не только Анка, ее любили в классе почти все, и ею гордились не одни подруги. Вся школа знала ее, и даже маленькие девочки, придя домой и рассказывая матери о своих первых школьных новостях, называли ее имя. Они хотели бы так учиться, как она.

И то молчание, с каким стояли теперь вокруг Гали подруги, не было выражением их презрения или жалости к ней. Это была молчаливая тревога. Словно вдруг увидели они, что пловец, самый сильный из них, на которого они все надеялись и которого они выслали вперед, тонет на их глазах, опускается в глубину почти у самой цели. И не подать ему руку, не бросить спасительный канат — слишком далеко он отплыл.

Анка отвела Галю в сторону, и они пошли в самый конец коридора, где он поворачивал под прямым углом и упирался в невысокую застекленную дверь. Редко когда она открывалась. Небольшое окно с необыкновенно широким подоконником выходило на двор, где у забора высоким штабелем, загораживая солнце, сложены были дрова. От этого в углу, словно на лесной поляне, всегда царили легкие сумерки, но все же из окна можно было видеть и крыльцо и ворота школы с двумя каменными столбами. Этот глухой уголок был всегда любимым местом сборищ десятого класса. Кроме них, никто сюда не приходил. Это было их тайное право, которое хранилось их школой как нерушимый обычай. И даже учителя редко заглядывали сюда. Что бы делали грешные души, если бы в каждой школе не было такого уголка? И сюда пришли Анка и Галя. Они сели на подоконник, обе в глубокой печали. И тотчас же к ним подошла Вера Сизова, подошли Лида Костюхина и робкая девочка Берман, все подошли. Как на площадь, собралось в этот маленький уголок их маленькое вече. Только Нина Белова одна ушла в класс и закрыла за собой дверь, хотя до конца перемены оставалось еще много времени.