Илья Дворкин - Мастера

— Да ты его ломиком, ломиком, — серьёзно этак мне советует.

Я лом в ушко продел, поднатужился — поверишь ли, сгоряча лом в дугу согнул!

Только когда от хохота все на палубу повалились, я понял, что рым-то этот к палубе намертво приваренный!

А помбригадира ко мне подходит, улыбается.

— Ничего, — говорит, — силёнка есть, ума добудем.

Ну, тут и я со всеми засмеялся. Приняли меня, значит, в рабочую семью!

Был у меня в бригаде лет этак двенадцать назад парень один, из флотских боцманов, демобилизованный. Человек он был аккуратный, работу не портил и себя соблюдал. Сказывалась дисциплина да флотская косточка.

Потом уехал, а по себе памятку оставил. Была у него такая шутливая привычка: утром я на судно подымаюсь, по железу грохочу — а он увидит меня, свистнет с переливом и кричит, как рапортует:

— Бригадир на трапе! Порядок на борту! С чего начнём, комиссар?

С тех пор ребята в бригаде меня «комиссаром» зовут. Молодая у меня бригада, все — комсомольцы, один я — коммунист, человек партийный. И хоть не в чёрной кожаной тужурке хожу, как в гражданскую войну комиссары ходили, и, конечно, без маузера на боку, и в такую же каску-безопаску одет, как и все, и в брезентовую куртку-спецовку, но то и дело спрашивают:

— Ну, как, комиссар? Что делать надо, комиссар?

И боцманское присловье осталось. Чуть что:

— Порядок на борту!

Работать с железом или с деревом — разница, конечно, большая. Дерево — оно мягкое, податливое, можно сказать — ласковое. Хороший столяр к дереву приспосабливается. А железо — гнёшь, железо подчинять надо. Кто по дереву работает — у того и руки другие, и повадка другая.

А железо-то, оно и само с характером, и человека тоже с характером требует.

Железо от огня не отделишь. Железо в огне родится, с огнём свою жизнь ведёт. И у нас на сборке: ежели сварка — так огненная сварка, ежели резка — опять же огненная резка. И у человека характер должен быть такой… Огнеупорный. Где сноровка, где смекалка, а где и сила нужна.

И не хочет железо, а гнётся, линию приобретает — красоту.

Маленький перекос — и весь твой труд пойдёт насмарку. В корабельном деле, знаешь, точность какая нужна? Ворочаем тонны, а каждый миллиметр ловим!

Красоту в железе не каждый видит. А корабль-то — он ведь живой! Он дышит! И это понимать надо. И красоту его угадать, на свет вытащить.

Был я как-то в мастерской у нашего известного скульптора. Большой человек, лауреат, тоже Герой Труда.

Ну, вот, гляжу я, как он лепит. Глина мягкая, подаётся легко, под пальцами тянется, мнётся как хочешь. Да… А в основе-то фигуры, в конструкции самой — что заложено? Железо, между прочим! Вроде арматуры под железобетон. И всю красоту человеческого тела железо на себе и держит… Соображаешь, к чему это я клоню? Мы, корабелы, тоже скульпторы.

А что, думаешь — не похоже?

Ну, а как ты думаешь, что прочней на поверку — человек или железо?

Сам видишь — над стапелем крыши нет. Нас тут на сборке и жарким солнышком печёт и частым дождичком сечёт.

А если ветерок штормовой с моря ударит? В сильный ветер, в шестибалльный шторм, наши подъёмные краны не работают. Это ясно почему: секцию корабельную на тросах раскачать может да о борт стукнуть.

И в тридцатиградусный мороз люди не работают. Но не потому, что выдержать не могут, а потому, что металл не выдерживает. Он хрупким становится, не тянется, не гнётся, сломаться может.

Морозы — это ещё не беда, а полбеды. Вот как февральские вьюги начнутся — иной раз утром придёшь, так за ночь столько снегу навалит — корабль как огромный сугроб. Поверишь ли, часто к рабочим местам лопатами прокапываемся!

Но труднее-то всего как раз не в морозы, а в самую что ни на есть жару. Зимой-то поневоле двигаться будешь, руками шевелить, ну, лишний разок сбегаешь нос отогреть в дежурку.

А летом? На палубу выйдешь — жарко, прямо сквозь подмётки жжёт, бригада на палубе чечётку пляшет — хоть за борт, в воду кидайся!

А внутри, в отсеках — представляешь, каково сварщику в голой железной коробке с огнём работать? Это же как в паровозной топке получается!

Потому-то слабые люди в сборщиках и не задерживаются. О таких наши мастера говорят: жидковаты они на густое-то дело…

Вот сам подумай и ответь: что же прочнее — настоящий человек или железо?