Илья Дворкин - Мастера

— В Индию ещё не отправили? — с удивлением сказал Русаков. — Вот так раз!

Вошедший загорячился:

— Да готова машина, совершенно готова! Но на испытании застопорилась. Пришлось забраковать одну из деталей. Совсем по-новому надо её сделать, вот, глядите! — И он развернул перед Русаковым чертёж.

Николай Николаевич заинтересовался чертежом, принялся его разглядывать.

Потом вздохнул и показал в сторону верстака:

— Но у меня ещё своя работа не закончена…

— Отложите! — перебил вошедший. — Сейчас самое главное для нас — отправить машину в Индию!

Русаков пожал плечами:

— Отложить, товарищ директор, недолго. Но ведь есть у нас инструментальщики и посвободнее меня. А я терпеть не могу оставлять работу незаконченной.

Директор завода перебил:

— И слышать не хочу! Никто, кроме вас. Штамп надо сделать за десять дней. Часа не могу прибавить!

Русаков даже попятился, изумлённый:

— Что вы… Такая сложная деталь! Нет, это невозможно.

— Не верю, — настаивал директор, — не верю. Для вас, Николай Николаевич, нет невозможного. Руки у вас золотые!

Тут я снял своих мальчиков с ящика. Шепнул им: «Николаю Николаевичу теперь не до нас…»

И мы ушли с завода.

Вот мы и дома.

Прошёл день — мальчики возвратились из школы.

И сразу ко мне:

— А что дядя Русаков? Так и не закончил нашу плашку? А Индия — это важно?

Я порылся у себя в записной книжке.

— Вечером, — говорю, — узнаем, как у него дела. Вот его телефон.

Застал Русакова дома. Он отдыхал после работы, но все же охотно взял трубку и на все мои вопросы ответил.

Про плашку сказал так: «После вас, в тот же вечер, доделал её и сдал, куда следует. Спасибо, — говорит, Алёше и Саше, трудолюбивые ребята, всем интересуются. В их, говорит, — компании мне и работалось веселее».

— А ещё что сказал Русаков? Отбился он от директора. За десять дней чтоб… Вот смешной! Мы бы отбились.

— Нет, — говорю, — не отбился. Николай Николаевич думает иначе, чем вы. Чертёж детали он взял домой. Теперь сидит над ним и раздумывает, как бы невозможное сделать возможным.

Ещё день прошёл.

Наступил вечер. Саша и Алёша опять тянут меня к телефону.

Не хотелось мне беспокоить уставшего человека, да разве от мальчишек отвяжешься? Позвонил, узнал, что делается на заводе.

Объявляю ребятам:

— На десять дней Русаков не согласился.

— Ага, — говорят ребята, — там не десять, а, наверно, двадцать дней надо!

— Да, — снова говорю я, — на десять дней не согласился.

Изучил чертёж и обнаружил, что штамп можно сделать быстрее: не за десять, а за девять дней с половиной.

Саша от удивления только рот разинул. Впрочем, и Алёша не сумел произнести ни слова.

Я продолжал:

— Суть в том, что Николай Николаевич бывал в Индии как депутат Верховного Совета. Ведь наше Советское правительство крепит дружбу со всеми народами.

Теперь послушайте, что его там глубоко опечалило.

И я рассказал ребятам о бедах и несчастьях этой великой страны.

В Индии плодородная земля. Щедрое солнце, яркое голубое небо. Но редко выпадает дождь. Из-за этого чуть не каждый год у крестьян гибнут посевы.

Одно спасение: надо поднять воду в реках и пустить её ручейками на поля. А это под силу только крупным машинам…

— Значит, нужны электростанции! — подхватил мой рассказ Алёша. — И они обратились к нам, на завод «Электросила». Потому что в Индии знают, что мы им поможем… Всё ясно!

Вставил слово и Саша. Но у него свои мысли.

— А как, скажите, пожалуйста, Русаков убавил полдня? Даже непонятно. Спросить бы его по телефону.

— А разве я не сказал? Эх… — посетовал я на стариковскую забывчивость. — Николай Николаевич, говорю, пошёл на очень смелый шаг. Готовя штамп, инструментальщик сами видели — то и дело заглядывает в чертёж. Казалось бы, пустяковая задержка в работе: минута-другая есть о чём говорить! Но штамп для детали в эту машину особенно сложен, и, как подсчитал Русаков, на этих минутках за десять дней он потеряет полдня!

А как быть?

Заучить чертёж — иного не придумаешь. И слесарь-инструментальщик Русаков усилием воли заставил себя это сделать. Был чертёж на листе бумаги: сложный — из густой сетки линий, со множеством цифр. Теперь чертёж как бы отпечатался в памяти Николая Николаевича.

Вечерок Русаков просидел над чертежом.