На свете были еще превосходные люди, но о них он не думал сейчас, — он просто не знал их.
…Вслед за огромным самолетом пронеслись над головой два поменьше, — быстрее первого и один за другим, строго соблюдая в полете дистанцию. Они не скрылись, как тот, за рекой и рощей, а на глазах, стремительно и круто, стали набирать высоту. Скоро первый стал едва-едва различим, и теперь, казалось, уже медленно приближался к самому зениту небосвода. Он оставлял за собою длинную белую полосу, а второй самолет мчал за ним по этому ширящемуся, но не исчезающему следу, точно по небесному шоссе…
* * *
Во двор двухэтажного бревенчатого дома, в котором жили Воля с матерью, кто-то вошел — слышно было, как скрипнула, а потом хлопнула калитка, — и в открытое окно до Воли донесся мужской голос, назвавший их фамилию и о чем-то спросивший. Воля живо перевесился через подоконник, но никого не увидел: тот, кто спросил их, верно, поднимался уже на второй этаж.
В это утро Воля проснулся с мыслью, что отец приедет сегодня. Почему-то ему казалось, что отец постарается приехать именно девятнадцатого (ведь в этот день Воле исполнялось пятнадцать), хотя ждали его к двадцать второму, то есть ко дню, когда собирались праздновать. Конечно, отец не стал бы осведомляться во дворе, здесь ли они живут, но все-таки Воля поспешил к двери на лестницу так, точно мог сейчас увидеть отца.
Это был не отец, и, удостоверясь в этом, Воля тут же отступил от порога, пропуская вперед мать: кто-то, не отец, шел зачем-то, однако, к ним.
— Здравствуйте, Екатерина Матвеевна, — сказал кто-то.
Воля, приостановясь в глубине коридора, увидел, как невысокий мужчина, почти заслоненный от него матерью, опустил свой чемодан на пол возле перил и выпрямился.
— Здравствуйте, — ответила ему мать, как отвечают незнакомым.
— Вы, наверно, не узнаете меня, — сказал он, — потому что привыкли видеть в военном. Я — Гнедин, Евгений Осипович.
— Евгений Осипович?.. Боже мой!.. Боже мой!! Боже!! — говорила мать, как бы не сразу, но все яснее осознавая, кто перед ней, и чуть запоздало уступая дорогу в глубь квартиры. — Да заходите, пожалуйста! Воля! Чемодан возьми!.. Сын мой… Вот такой молодец… Воля, познакомься: это — Евгений Осипович, легендарный комдив.
Говоря так, Екатерина Матвеевна вовсе не старалась польстить Гнедину, сказать ему приятное — она только хотела назвать его, чтобы сын понял, кто это.
Тогда были обиходными такие неразрывные словосочетания: старейший ученый, легендарный комдив, железный нарком. В годы, когда Валентин Андреевич служил под началом Гнедина, Гнедин был легендарный комдив.
Они прошли в комнату и присели к столу.
— Вот кого я поначалу не признала, надо же, а? — И, не то дивясь самой себе, не то о чем-то сокрушаясь, мать мелко-мелко покивала головой: вот ведь…
— Что же, мы с вами виделись, по-моему, более четырех лет назад, — сказал Гнедин. — Достаточно давно. Можно, пожалуй, и забыть. Мы тогда, помнится, за короткое время два раза встречались у… — Он почему-то не договорил, у кого встречались, а вдруг помрачнел, и на лбу у него обозначились морщины — точно разлиновали гладкий лоб в косую линейку…
— Четыре с лишком года, — медленно произнесла мать, как бы представляя себе в эту минуту, сколько в них для него вместилось.
— Да, — проговорил Гнедин, будто отвечая ей. — Были у меня за это время… — Он чуть затруднился и, взглянув на Волю, докончил: —…приключения. Потом — сложности кое-какие. Теперь жду назначения.
Евгений Осипович сделал короткую паузу, улыбнулся:
— А самое главное — привет вам, самый свежий, от Валентина Андреича.
— Значит, вы к нам сейчас, Евгений Осипыч, от него?.. — быстро спросила мать.
— Да, — ответил Гнедин. — К сожалению, не только «от», но и вместо. Вообще-то Валентин Андреич мог бы сейчас, между нами говоря, получить отпуск. Но не захотел…
«Не захотел, — обиженно повторил про себя Воля. — Сам не захотел». Но обида была какая-то вялая, и мимолетно Воля сам подивился спокойствию, с которым узнал, что отец не приедет. Он как бы и не переживал пока услышанного, а просто слушал дальше.
— «Мне, говорит, нюх подсказывает, что не время в отпуск идти. Побуду наготове, мне же и спокойнее будет».
— Ему, конечно, виднее, — сказала Екатерина Матвеевна сдержанно и взглянула на Волю, как бы остерегая его от рассуждений о том, о чем может судить лишь сам отец. — А вы? — вдруг живо спросила она. — Ведь если так, то и вы… Вы же тем более, Евгений Осипович?!
Читать дальше